тут, как и везде, в идиллическую картину вмешалась кисть хаоса. У хозяина Табо была дочь – фаратри, красота которой была, скажем так, весьма выдающейся. Эселим, как и любой молодой человек в его возрасте, лишь взглянув на неё, влюбился и поклялся добиться её расположения. Но в отличие от столичных фаратри, соблазнявших девушку глупостями развязной жизни, Табо, употребил для достижения цели свой талант. Через какое-то время хозяйская дочь оказалась в его власти. Она была настолько удивлена и очарована Эселимом, что её не смутили даже различие их рас. Она отдалась ему вся – душой и, как ни пошло это звучит, телом. Их связь длилась несколько дней, и в итоге её, всеми силами скрываемую, всё же обнаружил отец. Как водится, гневу его не было предела. Его крики и возгласы в духе: «Как ты посмел?» были весьма логичны. Но ещё более логично было его решение, продать обнаглевшего раба в золотоносные шахты. Правительство в то время хорошо поощряло тех, кто посылал людей работать под землю, словом, даже после позора, хозяин Табо получил кое-какую выгоду.

– Ужаснее нельзя придумать! – невольно вырвалось у парня. Его собеседник кивнул.

– Итак, оказавшись в шахтах, изнеженный юноша едва не умер. Первые месяцы жизни под землёй и на поверхности, в грязных бараках, показалась ему воплощением всех мыслимых страданий. Иначе и быть не могло. Вонь, грязь, мерзкие лица шахтёров, их тупой смех – всё это слилось в одно непосильное испытание. Но Эселим всё преодолел. Постепенно он приспособился к ужасным условиям и даже нашёл средства и время заниматься стихами. Пожалуй, за это его можно уважать. Кроме того, добившись небольшого повышения, он стал работать непосредственно с одним из андроидов, и это пробудило в нём ещё один дар – дар исследователя. Табо заинтересовался, насколько сплав плоти и металла может быть одухотворён. Внешне андроид казался живым и разумным, но вскоре Эселим понял, что это лишь внешняя сторона. Внутреннее устройство машины было ему недоступно, потому юноша решил проверить теорию об интеллекте андроидов, воздействуя на их мозг.

– Как он это делал? Общался с ним?

– Именно! – подтвердил Флюгенштайн. – Он принялся читать андроиду стихи.

Дион рассмеялся. Его собеседник понимающе улыбнулся.

– Да, – сказал он. – Как бы глупо это ни звучало, но молодой человек принялся пичкать робота прозой, поэзией, возвышенными идеями и прочим. Как ты понимаешь, начальство Эселима было не в восторге.

– Так вот отчего этот монстр требовал отдать крылья. Любовь к свободе была заложена в нём молодым поэтом! – догадался юноша. Флюгенштайн продолжил:

– Именно. Эселим оперировал довольно примитивными метафорами. Видимо, в его понимании свободу можно было обозначить крыльями.

– Да, но разве Берглют настолько глуп? – недоверчиво протянул молодой фаратри.

– В этом вся соль, Берглют не обладает критическим мышлением – его мозг не идентичен нашему. Он, как калькулятор – имеет строгий алгоритм, за пределы которого выйти не может. Кроме того его функционал ограничен определёнными действиями, физического и ментального порядка, в число которых не входят операции с литературой, метафорами и т.д. Единственное преимущество таких андроидов это способность накапливать информацию и производить с нею самые примитивные манипуляции. Словом, наслушавшись проповедей молодого каторжника, робот всё запомнил и сошёл с последнего ума. К счастью, к тому времени шахты закрыли, рабов разогнали, и Берглют не успел никому причинить вреда, – ответил Варфоломей.

– Надеюсь, теперь твоё любопытство удовлетворено? – чуть погодя, спросил он, глядя на Диона. Тот утвердительно кивнул.

– Хорошо, – Флюгенштайн вздохнул. – На сегодня хватит с тебя. Несмотря на то, что ты долго спал, твоя болезнь вскоре выпьет силы, и тебе вновь захочется отдохнуть. Лучше делать это, не прерываясь на глупые разговоры.

Сказав так, Фарфоломей встал и вышел из комнаты. Через несколько минут он принёс еду. Отужинав, Дион ощутил сонливость, как предсказывал его спаситель, и вновь уснул. Мужчина забрал грязную посуду и не входил в комнату Ависа до самого утра.

Минуло десять дней. Юноша выздоровел.

11 глава – Тайна

Жизнь подобна водной стихии. Её черты расплывчаты, неопределённы. Разумные существа в ней – невидимые молекулы, сцепленные в единую конструкцию. Наши судьбы тесно переплетены, и связь эта нерушима, хотя временами кажется, будто она способна ослабевать. Но ни физическое расстояние, ни ментальные установки не способны повлиять на неё. Мы в клетке, и за эту клетку мы вынуждены благодарить высшие силы, ведь иначе и без того туманное будущее стало бы сплошным хаосом.

Жизнь, хотя и похожая на клокочущую пучину, поступает логично. Несмотря на величайшую мешанину в судьбах разумных существ, тысячи испытаний, выпадающих на их долю, каждый получает лишь то, что заслужил. Пусть это слово не воспринимается буквально, ведь над нами нет Абсолюта, который награждал бы и карал по своему усмотрению. Мы хотели сказать только то, что поступки неминуемо ведут нас к закономерному финалу.

Итак, здоровье Диона восстановилось. Юноша хорошо спал, много ел, в общем, ничем не отличался от остальных фаратри – бодрых и подвижных в его возрасте. Единственное, что отбрасывало тень на картину обновления, была мрачная задумчивость, являвшаяся по вечерам. Без явных причин, когда сгущались сумерки, Авис прощался с Флюгенштайном, уходил в свою комнату, садился на край кровати и долго смотрел в одну точку на стене, мыслями уносясь далеко за пределы нынешнего часа.

Заметив это, Варфоломей озадачился. Он догадался, что наплывы меланхолии берут начало в прошлом юноши. Чтобы разобраться в случившемся, однажды, Флюгенштайн подошёл к Диону и напрямую спросил, что того гложет. Юноша попытался отговориться, но его благодетель был настроен серьёзно. Не дав парню уйти, он приказал ему сесть за стол (это происходило на кухне), и Авис, удивлённый напористостью обычно спокойного фаратри, повиновался.

– Смотри, – пригрозил Флюгенштайн. – Я хочу знать правду, не сочиняй и не умаляй ничего. Мною руководит не праздный интерес, а желание помочь.

– Вы умеете лечить души? – усмехнулся Дион.

Мужчина покачал головой.

– Если понадобится, я вылечу и душу, – ответил он. – А теперь рассказывай.

За два с лишним часа молодой человек пересказал Варфоломею историю своей жизни, начиная с первого знакомства с миром людей. Флюгенштайн слушал внимательно, изредка хмурясь или начиная улыбаться. Дион, увлечённый собственными словами, не обращал внимания на реакцию слушателя, и лишь закончив говорить, посмотрел на Варфоломея с живым интересом. Тот оставался безмолвен.

– Что дальше? – шмыгнув носом, поинтересовался юноша.

– Дальше только жизнь… – ответил мужчина. – Только она может всё разъяснить или окончательно запутать. Ты сделал много для своего возраста, и большинство твоих поступков спорны, но не преступны. Это главное.

– Но другим этого не