– Хочу, – упрямо ответствовал Авис, решив про себя, что не отпустит благодетеля, пока тот не расскажет о металлическом чудовище. Флюгенштайн кивнул.

– Я оказался на земле, когда мне было 18 лет. Испытание и тому прочая чушь заставляли меня прожить здесь год вместе с моими сверстниками, – заговорил мужчина, погружаясь в туманные воспоминания молодости. – Мы приземлились недалеко от этого места и в первый же день разбили лагерь. Погода была замечательная – солнце, свежий воздух и т.д. Пели птицы, жужжали насекомые, словом, всё было замечательно.

Чтобы освоиться, мы выбрали разведчиков, которые целый час кружили в окрестностях нашего бивака, с высоты разглядывая ландшафт. Никто не ожидал ничего выдающегося от их рассказа, ведь мы были одни на многие километры вокруг, если не считать нескольких людских поселений. Как же мы удивились, когда разведчики доложили, что совсем рядом находится вход в золотоносные шахты, которые к тому времени были уже заброшены. Тотчас нашлись молодчики, вознамерившиеся пробраться туда и посмотреть на внутреннее устройство рудников, но я не решился. Не знаю, почему, можешь назвать меня трусом, но я посчитал, это глупостью.

– Нет, это правильно, – согласился Дион. Его собеседник продолжал:

– На следующий день собрав наиболее смелых и безрассудных, один из наших негласных лидеров повёл их к месту, на которое нам указали разведчики. Вместе со мной в лагере осталось всего восемь человек, что было меньше четверти группы. Над нами посмеивались, но на наше положение это не повлияло. Сорвиголовы двинулись к шахте в обед, а вернулись под самый вечер, покрытые пылью и кровью. На все наши расспросы они отвечали диким взглядами, полными страха, криками и нечленораздельным бормотанием. Только через час мы смогли понять из их возгласов, что под землёй они встретили монстра. Более, они об этом никому не говорили. Ни друг другу, ни членам правительства. (Возможно, боялись показаться трусами… Как глупо!) Что же до меня – их рассказ подстегнул моё воображение, но вместе с тем обострил осторожность. К сожалению, тогда я так и не вошёл подземные руины, убоявшись предостережений друзей, но спустя годы такой случай мне представился. Моя жизнь сложилась таким образом, что мне пришлось покинуть столицу и обосноваться здесь.

– Почему? – перебил юноша.

– Что?

– Почему вы покинули Дэм? – уточнил Дион. Флюгенштайн вновь пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он, с печалью взглянув за окно. – Так получилось… Если твоё любопытство не угаснет, я отвечу тебе позже. Сейчас же слушай. Я не буду вдаваться в подробности, отвечу по существу: Берглют – это андроид, робот, с вживлённой органической плотью. Изначально он был предназначен для работы в шахтах, то есть делал всё, чтобы облегчить жизнь людям-золотодобытчикам. К сожалению, мои друзья в то время этого не знали, в Академии не очень любили говорить о неудавшихся проектах.

– Сколько лет прошло с того времени? – спросил парень.

– Насколько мне известно, он был введён в эксплуатацию вместе с экземплярами своей серии около полувека назад, – ответствовал Флюгенштайн.

– Но он сгнил! – вскричал поражённый юноша. – Я видел его голову! Она покрыта плесенью! Разве не жестоко давать таким существам бессмертие, зная, что в итоге оно превратится для них в проклятие!

– Дион, успокойся, – рассмеялся фаратри. – Ты слишком романтик в душе. Ты выдвигаешь предположения, не знаешь, как их проверить, но, тем не менее, начинаешь мгновенно верить в их истинность. Я помогу тебе разобраться. Во-первых, Берглют и такие, как он, не бессмертны. Они живут ровно до тех пор, пока генератор энергии в блоке жизнеобеспечения не выйдет из строя. Плесень на Берглюте – подтверждение того, что этот генератор вскоре выйдет из строя. Этот андроид лишь долгожитель, не более. Во-вторых, он не чувствует боли. Это естественно, ведь если бы роботы имели возможность ощущать мир через тактильные, вкусовые и иные рецепторы, то вряд ли бы долго выдержали изнуряющую работу, которую им поручили. Они живы лишь настолько, чтобы понимать звуковые команды людей.

– Я не понял, – признался юноша. – Для чего это сделано? Ведь можно было бы обойтись простым пультом или чем-то в этом роде.

– Ты, конечно, не знаешь, но в то далёкое время люди стояли не на две ступени ниже фаратри, как в моё время, и не на одну, как, наверное, сейчас, а на четыре или пять. Их умственное развитие оставляло желать лучшего. Кроме того, среди шахтёров очень редко попадались люди даровитые и обременённые пытливым умом – учить их было слишком долго и дорого, а правительство хотело как можно скорее разработать шахты. Потому они и создали серию Берглюта, экземпляры которой могли бы общаться с человеком и воспринимать их команды, как обычные люди. С более сложными машинами, даже обладающими искусственным интеллектом и умеющими говорить, золотодобытчикам было бы довольно сложно работать.

– Как ты узнал обо всём этом? Потрясающе…

– По роду службы мне приходилось работать с архивами…

– Ясно. Значит Берглют – это название серии? – торопливо продолжал Дион.

– Не совсем. У других андроидов имён собственных не было, но Берглют в этом отношении оказался особенным, – промолвил Варфоломей.

– Что же в нём особенного?

Флюгенштайн улыбнулся – наступил один из его любимых моментов. Эту историю он почерпнул из тех же архивов, которые изучал не совсем законно в пору молодости. Кроме того, кое-что он узнал, уже прожив несколько лет на земле из уст редких очевидцев, а остальное додумал самостоятельно.

– Несмотря на то, что в те времена люди были довольно примитивными созданиями, среди них всё же попадались одарённые индивиды, – начал Варфоломей. – Одним из них был Эселим Табо – человек, живший при дворе одного из фаратри, обосновавшихся на земле. Этот парень играл роль управляющего, то есть вполглаза следил за всем, что происходило при хозяйском дворе. По натуре он не был трудягой, а потому, чтобы истратить бурлившую энергию, он направил её в мыслительное, поэтическое русло.

Юноше повезло – он по своей должности умел читать, а у его хозяина была большая библиотека. Разумеется, фаратри позволил юноше пользоваться интеллектуальными дарами своей расы, ведь это давало ему повод бахвалится пред другими землевладельцами тем, что его раб умеет читать. Табо с радостью принялся за книги и вскоре освоил искусство стихосложения. Тоника, силлабо-тоника, размеры, сбивки и прочая теория прочно вошла в его жизнь. Через какое-то время, Эселим и сам принялся писать стихи. Не знаю, насколько хорошо у него получалось, но его хозяин был доволен. Казалось бы, всё прекрасно: раб трудится, пусть и не в своей сфере, повод для самовозвеличивания у тщеславного фаратри есть, словом, всё идёт своим чередом. Но