Мой стол теперь находился у окна, и я залезал на него, когда хотел пройти по рампе к Пикс. Я научился идеально по ней ходить. Делал это так, словно просто шел по тротуару. Пикси говорит, что я слишком хорош в этом, и списывает все на природный атлетизм.

Я включил настольную лампу и увидел, что Пикси сидит на своей кровати. Она красила ногти. Вот каково это – просто быть рядом друг с другом. Я почти каждую ночь спал в ее комнате. Она очень радовалась тому, что у нее есть я, потому что ненавидела темноту. И ненавидела Бика.

Каким-то образом все это сходило нам с рук. Мисс Стоун и Бик знали, что я сплю в ее комнате, но, кроме того, казалось, что мама Пикси понимает, насколько сильно мы нуждаемся друг в друге. Пикси рассказала мне, что они с мамой обсуждали, как мы заботимся друг о друге, когда она и Бик в отъезде. И что я уже стал для нее семьей. Возможно, она рассказала своей маме и о том, что происходит между мной и отцом. Я просто предполагаю, но мне кажется, это логично.

– Ты берешь деньги у семьи своей матери?

Я не успел ответить. Отец не дал мне ни секунды, удары обрушились на мои плечи и шею. Стул стал ловушкой, он придавил его ногой, и я уперся грудью в стол, который использовал в качестве ступеньки, чтобы выбраться из окна.

– Блин, папа. Какого черта?

Его ярость была неукротимой, неудержимой.

Удары продолжали сыпаться. Мне было трудно дышать, так сильно моя грудь прижималась к столу. В глазах мелькали вспышки, звуки отдавались эхом, как будто я был под водой.

Он разозлился из-за того, что мамина семья оплачивала счета. Это продолжалось на протяжении долгого времени, и я решил, что он давно все понял и его это устраивало. Его ведь уволили почти год назад. А мы все еще жили в квартире. И свет у нас не отключали. И деньги на выпивку у него были.

Мысли вылетали из головы, с каждым ударом я становился слабее. Тело ломало. Меня поймали в ловушку. Обычно, с моей силой и ловкостью, у меня получалось противостоять отцу. Но встать сейчас было невозможно. И сползти вниз под стол тоже, пока отец вот так орет, что я должен отстаивать свое мнение как мужчина.

Мне хотелось ответить, что мужчина не стал бы бить своего ребенка, но во рту все онемело от боли. Господи, как я все это ненавидел! Ненавидел его. Ненавидел, что Пикси смотрит на это. Я молился, чтобы она спряталась куда-нибудь, как я и просил ее всегда делать. И притворилась, что у меня нормальный отец, нормальная жизнь.

Боль пронзила затылок, в глазах мелькали искры.

Может, он и не собирается останавливаться. Сейчас отец достаточно трезв, чтобы рассчитать силу, и при этом очень зол, чтобы дать ей волю. Все это в дополнение к тому, что я был в ловушке, означало неизбежную поездку в карете скорой помощи с моим любимым оправданием: «Матч по баскетболу был жестким, не только мне так перепало».

Казалось, что зрачки словно выдавили из глаз, оставив только белки, похожие на маслины без косточек, не видящие в ночи.

Я начал задыхаться, и, когда тарелка с остатками пиццы вдруг стала красной, понял, что у меня течет кровь изо рта. Изо всех сил я пытался набрать в легкие как можно больше воздуха. В глазах побелело, я больше ничего не слышал, кроме белого шума.

Каждый удар отдавался эхом по телу.

Как вдруг это прекратилось. Черт возьми, наконец-то все закончилось! Руки Пикси коснулись моего лица, она прошептала:

– Все хорошо. Теперь все хорошо.

Я ничего не видел; может быть, навсегда ослеп. Адреналин от случившегося и страх потерять рассудок вызвали дрожь.

– Двигайся же. Ты. Огромная. Задница, – бормотала Пикси, толкая что-то.

Когда я услышал стон, то понял, что это был раненый Брюс. Затем она отодвинула стул, на котором я сидел, и мои легкие наконец наполнились воздухом, больше никаких препятствий.

Я захлебывался кровью. Пикси подошла ко мне, положила свою нежную, словно цветочный лепесток, руку мне на щеку и протянула полотенце, чтобы я мог откашляться.

– Тебе нужно к врачу. Это ужасно.

Она коснулась кончиками пальцев моих шеи и головы. Я поморщился. Она извинилась. И до нас снова донеслись стоны.

Брюс приходил в себя после того, что произошло. Затем я услышал тошнотворный звук, очень похожий на удар головы об пол.

И голос Пикси:

– Тупой ублюдок. Если ты убил его… – Она остановилась, не закончив.

Затем просунула руки мне подмышки и отодвинула стул еще дальше. Боль в боку была такой острой, словно в меня вонзили нож. Может быть, он сломал мне ребра. Как получилось, что я оказался к нему спиной? Почему не предвидел, что может случиться? Что он разозлится из-за того, что мы попросили мамину семью оплачивать счета? Я должен был догадаться.

Пикси снова обняла меня за талию и осторожно положила мою руку себе на плечо.

– Сможешь идти? Нам нужно спуститься вниз и вызвать скорую. Я боюсь, что твой отец скоро очнется…

Не знаю, слышала ли она меня, но мне казалось, что я произнес: «Нет. Никаких врачей. Они все узнают. Нет. Не надо».

Моя жизнь изменилась в одно мгновение. В одно страшное, глупое мгновение. Но я был рад, что зрение стало потихоньку возвращаться. Может быть, потому, что теперь я мог свободно дышать.

Мы с Пикси спустились на служебном лифте, ключ заклинило, так что теперь им пользовались все. Пахло в нем ужасно. Внизу она позвала на помощь, и мне больше не пришлось идти. Наверное, кто-то из соседей или какой-нибудь полицейский подхватил меня, как младенца. Все тело ныло, а сирена скорой помощи раздавалась на весь квартал, приближаясь к нам.

Пикси прошептала мне на ухо:

– Я с тобой. И никуда не уйду.

В следующую секунду я отключился.

Глава 25

Пикси Рэй

В скорой я сидела позади, пытаясь поймать момент и сказать Гейзу, что я рядом. Врачи пристально смотрели на меня, задавая вопросы. Я рассказала им, куда его били, что у него нет ни на что аллергии или, по крайней мере, я ни о чем таком не знаю, и прежде, чем успела добавить, что он не принимает никаких лекарств, двери закрылись. В машине оказались два врача, мы