– Никаких камер и посторонних вещей в мою спальню не ставить! – Я нерешительно прошла внутрь и пнула картонный домик, сразу же отпрянув назад. Я опасалась, что он мне отомстит. Мой удар оставил вмятину на одном из уголков домика.

Со всеми этими людьми, заполонившими коридор, мне бы не удалось протащить домик обратно в подвал. Находиться наедине с ним – и растущими существами – в запертой комнате было выше моих сил. В моей комнате не оставалось никаких подручных материалов, из которых я могла бы соорудить хоть какие-то достойные заграждения. И все же я снова привязала фиолетовый пояс от моего халатика между столбиком кровати и дверной ручкой. С Марджори эта штука не сработала, но, наверное, она сможет остановить вторжение съемочной группы.

На пути обратно вниз я заглянула на террасу. Пахнущий салатным соусом парень, на узких бедрах которого чудом удерживался пояс для инструментов, гвоздиками приколачивал к оконной раме плотную черную ткань. Я застыла в дверях с открытым ртом и сжатыми кулачками: «На террасе нельзя без солнца!». Женщина, настраивавшая два спота, один побольше, другой поменьше, засмеялась и сказала, чтобы я не беспокоилась, потому что все это лишь временные неудобства, и они уберут ткань, когда все закончится. Мне хотелось спросить ее, что она имела в виду под когда все закончится. Вместо этого я заявила, что мне все это не нравится. Споты безжалостно высвечивали постаревшие и потертые желтые обои. Еще один парень в черной кепке с логотипом шоу устанавливал перед диваном микрофоны и камеру на треножнике. На кепке значились большие заглавные белые буквы «ОДЕРЖИМАЯ», которые выстраивались в очертания нашего дома.

Я снова спустилась вниз, где было многолюдно, хлопотно и шумно. Телевизор я смотреть не могла. У меня были сомнения и в том, что я смогу незаметно прошмыгнуть обратно под обеденный стол. Я поняла, что хочу есть и пить, но на кухню мне совсем не хотелось заходить. Там бы меня перехватил папа, который бы настоял, что мне нужно еще поговорить с продюсером. Тот закидывал меня вопросами о футболе или о моих любимых книжках, фильмах и песенках. Я была вынуждена играть на публику. На меня будто бы возложили миссию доказывать миру, что мама и папа ни в чем не виноваты, и что они смогли вырастить по крайней мере одну умненькую, веселенькую, нормальную дочку. Вместо всего этого я отправилась в подвал.

Обычно мне бы даже в голову не пришло спускаться в темный и страшный подвал. Земляной пол. Под потолком – открытые балки (с перекрытий свисали по большей части не лампочки, а паутина). Рокочущий и шипящий котел отопления. Слева, в глубине подвала – лестница, которая производила особенно удручающее впечатление: реальная дыра в стене, черная пасть, пробитая в фундаменте. Через скрипучие заржавевшие дверцы лестница вела во внутренний двор дома. Впрочем, гонорар от телевизионщиков преобразил и это жутковатое пространство. Получив деньги, наши ликующие родители сразу же кинулись закупаться в Sam’s Club[41] и запаслись всевозможными продовольственными товарами длительного хранения. Естественно, все это изобилие складировалась на полках в подвале. Этих запасов нам должно было хватить и до завершения шоу, и до конца надвигающейся зимы. Может быть, они помогли бы нам даже пережить конец света.

Я протянула руку через дверной проем в поисках выключателя. Свет зажегся. Мое бесстрашие иссякло еще до вступления в подвал. Я оставила дверь распахнутой, чтобы гул съемочной группы поддерживал меня, и на цыпочках начала спуск. Ступеньки чересчур пружинили под моими ботинками. Вопреки моим ожиданиям, звуки работы съемочной группы не сопровождали меня, а постепенно совсем заглохли. Я с ужасом осознала, что если со мной что-то произойдет в подвале, сколько бы я не орала и не звала на помощь, в шумной круговерти наверху меня никто не услышит. Прохладный влажный воздух придавливал меня. Я нащупывала дорогу, опираясь о серые шероховатые камни стены. Приходилось отгонять мысли о том, что весь наш мир держался на этих старых камнях и крошащемся строительном растворе.

Затея с походом в подвал казалась гораздо более блестящей идеей, когда я была наверху. Но упрямство исключало возможность для меня вернуться с пустыми руками. Я быстренько проскользнула мимо котла отопления и бойлера с правой стороны, оставила позади стиральную машину и сушку с многочисленными шлангами, пробралась мимо черной дыры лестницы и добралась до дальней стены фундамента, удерживавшей заднюю часть дома. Там высились до потолка слегка покосившиеся деревянные полки. Каждая из полок была заставлена разнообразными вкусностями: тут были и стеклянные банки, и консервы, и бутылки с газированными напитками и минералкой, а также большие картонные коробки. Я планировала использовать коробки, чтобы построить картонный городок на смену моему белому домику.

Во втором ряду полок, как раз на уровне моих глаз, лежали обернутые пластиковой пленкой пакеты сока и крекеры с арахисовым маслом. Мне пришлось распихивать и передвигать остальные коробки, чтобы добраться до желаемого, – эдакая игра в Дженгу наяву. Я почти проиграла коробкам: я выдвинула одну из них с хлопьями-колечками слишком далеко, и на верхних рядах все затряслось и зашаталось. Зубами я выгрызла маленькую дырочку в пластиковой упаковке – эдакая мышка, желающая поживиться хоть чем-то, – и умудрилась в конце концов вырвать себе два пакета сока и упаковку крекеров. Я попыталась затолкнуть плечом коробку с хлопьями назад, но она не хотела сдвигаться. Я продолжала давить, причитать и уговаривать дурацкие хлопья встать на место.

– Тебе помочь, мартышка?

Я вскрикнула, выронила крекеры и обернулась. Передо мной стояла Марджори в джинсах и серой толстовке. Пальцами босых ног она скребла земляной пол.

Марджори улыбнулась и покачала головой.

– Ты правда теперь настолько боишься меня? – Ее волосы были собраны в хвост. Ни одной выбившейся пряди. Было ощущение, что я целую вечность не видела ее лица, столь часто скрываемого за волосами или капюшоном. Взгляд Марджори был ясный и сосредоточенный, шея будто бы вытянулась, подбородок заострился. Она выглядела старше. Передо мной на миг предстала повзрослевшая Марджори, которую мне никогда не будет суждено увидеть.

Я ответила:

– Нет. – Для меня было облегчением присутствие еще одного человека в подвале, и я была рада видеть Марджори одетой и передвигающейся по дому без следующих за ней по пятам мамы и папы, которые походили на владельцев еще не разучившегося ходить под себя питомца. Но я, действительно, ее немного побаивалась.

– Отлично. Я совсем нестрашная. – Марджори подошла к полкам и приподняла коробки, прикрывавшие коробки с хлопьями. – Давай, засовывай.

Я изо всех сил надавила, и упаковка так легко встала на место, что я потеряла равновесие и слегка стукнулась головой о коробки с хлопьями.

– Ой! – Я нервно хихикнула и потерла лоб.

Марджори отошла в дальний угол, куда не падал свет лампочек. Там наши родители складировали праздничные украшения, летнюю одежду, коробки со всякой всячиной и старую мебель. Она произнесла: