— Мы не дурачимся, не подумайте, — сказала Диолея, — просто хотим, что бы нас запомнили именно такими: весёлыми и жизнерадостными, порывистыми как ветер, противоречивыми, как и все подростки. Мы будем жить несмотря ни на что, потому что память о нас не покинет ваши сердца.

Лесавесима и Хилья перегнули шеи через плечи своего папани.

— На сегодня всё, до встречи! — Мордочка большой сестры вытянулась в почти что человеческой улыбке.

— Удачи всем! Не прощаемся! — Серая молния мотнула головой.

Напоследок с экрана сорвался лозунг эволков:

— Вечный Цветок никогда не умирает!

Экран погас, наступила тишина, в зале, казалось, слышно, как от напряжения трещат мышцы спины разгневанной владычицы.

— Если на свете и существовала возможность поставить нас в безвыходное положение, то это именно то, что было нужно сделать, — сквозь зубы процедила она, даже не повернувшись к сидящим офицерам.

Впрочем, уже не сидящим. Те поднялись с мест, и стояли по стойке смирно, готовые принять гнев Императрицы — заслужили.

— Кто-нибудь мне может объяснить, как это попало в эфир? — Её голос хрустел от едва сдерживаемого вулкана эмоций.

— Данные о некой информационной бомбе стали обсуждаться в Сети почти сразу после нападения на ИБиС, — ответил один из генералов. — Мы даже вычислили несколько серверов, с которых она была готова уйти пользователям, но ничего предпринимать не стали.

Анна Сергеевна едва заметно кивнула:

— Здравый шаг! Попробуй мы заткнуть глотки хакерам, и вмиг оказались бы в числе подозреваемых! А так, пока что обвиняются только Сухомлинов и руководство ИБиСа.

— Ваше Величество, — один из самых пожилых офицеров подал голос, — это не конец, и Вы это прекрасно понимаете.

Та отвернулась от окна, и прошлась по ковровой дорожке.

— Да, я знаю, — голос глух, лицо сосредоточено настолько, что стали видны все морщинки, Императрица вдруг как-то сразу постарела. — Это послание очень многогранно, и адресовано прежде всего нам.

Снова секундная пауза, искрящаяся негодованием.

— Дети живы, может не все, но живы, и они неспроста решили вот так вбросить в массы столь жёсткие обвинения.

— Надо признаться, Ваше Величество, что мы попросту перегнули палку, — заметил один старик. — Эволэки не знали, кому верить, а кому нет, и для подстраховки оставили вот такое послание. Кроме того, я боюсь, что вскоре последует продолжение.

— Согласна, — без колебаний ответила Анна Сергеевна. — Это только первая часть послания, и сейчас наши пропавшие старосты со своими товарищами сидят в надёжном убежище и наблюдают за нашей реакцией. Им очень важно понять, кто есть кто, и любой неосторожный шаг с нашей стороны приведёт к катастрофе — в следующем послании дети уже прямо обвинят нас в потворстве преступлениям.

Она сильно нервничала, понимая, что взять под контроль все средства массовой информации, а особенно Сеть, невозможно — та независима по своей природе, ибо контролировать миллионы пользователей попросту нереально. Дать нескольким людям диски с записью и условиться, что в таком-то случае и в такой-то момент запускаешь в новостные выпуски то-то, а в такой ситуации — вот это. Всё гениальное просто! Только это просто для них, а Императрица попадает в безвыходное положение — враг всё равно достигнет поставленных целей.

— У меня нет никакого выбора, кроме как пригласить их на разговор.

— Вы хотите рассказать им всю правду? — побледнел старик.

— Да, альтернативы нет, — твёрдо ответила владычица, — только так можно вернуть их доверие и предотвратить катастрофу.

* * *

Эволэки разошлись почти сразу, как только их Лидеры закончили свои обвинительные речи, и на экранах снова появились дикторы, принявшись на все лады комментировать сказанное и показанное. Многие девушки не скрывали слёз, и матери утешали детей, а мужчины с суровой решимость собрались на совет. Повестка дня была только одна — идти в столицу, и показать всем кузькину мать, требовать ареста руководства института. Что этот шаг будет осуществлён, не вызывало ни малейшего сомнения, хотя Миненков погиб, остальные члены Учёного Совета, на коих и пало подозрение, были живы и здоровы.

Сборы были недолгими, и группа выбранных представителей в сотню человек сорвалась из лагеря в аэропорт — чтобы поднять на стихийные митинги трудящихся столицы большего и не требовалось.

Эволэки так же не сидели без дела. По Сети полетели призывы в народ. Звонили и писали всем своим знакомым и друзьям, простым рабочим и руководителям профсоюзов, директорам предприятий и начальникам цехов, офицерам и солдатам, библиотекарям и врачам. Все, кто имеет авторитет в народе, все, кого послушают, ибо верят в их честность и неподкупность, каждый из них внесёт свой вклад в формирование волны народного гнева, к которому властители не прислушаться не посмеют…

* * *

На ветру трепетали факелы, словно дружина выстроилась проводить в Небеса своего усопшего князя.

На огромном, сложенном из брёвен погребальном ложе, покоились три девушки, одетые во всё белое. Их тела усыпаны цветами и лепестками. Венки словно поддерживают основание возведённого кострища, скрывая свежие срубы и неровности, наполняя поляну ароматом не росших тут никогда цветов.

Их лица спокойны и красивы в тишине наступающей ночи, чья вуаль скрыла раны храбрых воительниц и загадочной сестры, похожей как две капли воды на подругу скорбящих детей.

Эволкэки и летуньи стояли прямо напротив места будущего кургана, а Лидеры Кланов с факелами в руках замерли напротив углов сооружения. Никто не проронил ни слезы — они никогда не плачут, провожая соратниц в путь к новым мирам, ибо верят в новое начало и в то, что Судьба сведёт их снова вместе.

— Не прощаемся, — тихо сказал Лис.

Не было никаких пафосных речей, громких обещаний. Человек познаётся в делах, а они, и живые, и павшие, уже совершили всё, что только могли совершить для спасения своих друзей и товарищей, родных и любимых.

Факелы опустились на ветки, и старосты отступили назад, к своим соратникам. Сначала занялась смола, вспыхнула нестерпимым огнём пропитанная ею древесина, и через считанные секунды в темнеющее небо взвились языки пламени, соперничая в росте с самыми высокими соснами. В яростном вихре перегретого воздуха понеслись к звёздам огоньки раскалённых углей, словно непокорные души не желали расставаться с друзьями, не хотели покидать их в тяжёлую годину, полную лишений и горьких потерь.

С треском расправились крылья удивительных созданий, и сёстры прянули в небо, закрутили спираль вокруг бегущих ввысь теплых потоков, в которых уходило из этого мира тело материнских сердец. Они поднимались всё выше и выше, в отчаянной попытке достичь Небес, что распахнули свои объятия храбрецам, готовясь принять и утешить детей своих. И не вина матерей в том, что на земле оставались их дети, те, кому так будет так не хватать заботы и ласки, внимания и радости, что они беззаветно дарили друг другу.