Люша, обворожительно улыбаясь, прошла за угол дома и поднялась на крылечко черного хода. Назван он так был, конечно, условно. В технических помещениях царили порядок, уют и комфорт. Светлая ковровая дорожка, французские шторы того же розоватого оттенка на окне, эстампы на стенах – так выглядел коридор, который уводил вправо, в мастерскую Левы и небольшой хозяйственный склад. Рядом находилась комната Иды и неширокая лестница на третий этаж. А прямо по курсу за приоткрытыми двустворчатыми дверями располагалась кухня, из которой доносилось негромкое постукивание – Ида шинковала овощи.

– Налей-ка, Идушка, нашей гостье кофейку, – обратился к ней дядя. Он будто невзначай тронул Люшу за руку, да так и ввел ее в «святая святых». Кухня оказалась огромной и оборудованной по высшему разряду. И оформлена она была со вкусом. Белоснежная и лимонная плитка на стенах, цвета бледного песка – на полу. Тот же тон у столешниц и многочисленных дверей шкафчиков и ящиков. («Найденный ключ явно не имел к ним никакого отношения», – отметила про себя Люша.) Уместным радостным акцентом смотрелись крупные, розово-фиолетовые цветы на занавесках и скатерти на столике, за которым обедали работники отеля.

– У меня теперь что ни день – то новая забота: на сколько персон готовить, чтобы остатки не были так уж велики, – вздохнул Самохин, садясь вслед за Люшей к столу.

– Да уж, невеселая забота, – покачала головой Шатова. – Сегодня из постояльцев обедают Лика да Бултыхов. Ну, не считая меня. Ужасно.

– Да и вы небось уедете, коль следователь отпустит. – Ида поставила чашку перед Люшей. От дурманящего запаха кофе закружилась голова, но Шатова с удовольствием сделала первый глоток.

– Боже мой! Как вкусно! – искренне воскликнула она.

– Рецепт – секрет фирмы, – расплылся в улыбке Самохин.

– Чудесно, просто чудесно, – ворковала Люша, прихлебывая напиток. Насладившись кофе и восхитительным пирожком с капустой, она предприняла разведывательный маневр. – Просто удивляюсь себе, – сказала сокрушенно, – как я могла не слышать шагов убийцы! Я так чутко сплю!

– Да я бы с ума сошла, если бы что-то услышала или увидела. Слава богу, что мы с Феликсом Николаевичем тута не ночевали. Вот как есть слава Богу! – вытаращившись, выпалила Ида и яростно принялась крошить репчатый лук огромным ножом.

– Ты-то у нас еще тот герой, чуть что – вопить. Или плакать, – попенял племяннице повар.

– Но ведь в самом деле страшно. – Люша легонько дотронулась до отглаженного рукава Самохина. Он, прищурившись, кошачьим взглядом посмотрел на нее.

– Думаю, что тем, кто не имеет касательства к разборкам этой богемы, и бояться нечего. Я, по крайней мере, ничего не боюсь.

– Но ведь несчастная Пролетарская явно оказалась случайной жертвой! Как она могла быть связана с артистом?

– Да откуда нам знать? Они принадлежат к одному классу: артист, вдова, писательница. Что-то их наверняка связывало. Надеюсь, следствие установит. – Повар подошел к плите и помешал поварешкой в большой кастрюле, притушив огонь.

– Вы так спокойно говорите о виновности Зульфии? Вы верите в это?

– Я не намерен гадать. Каждый получает по заслугам. Я верю в справедливость.

Самохин вдруг стал напряженным, улыбку сменила жесткая, непримиримая гримаса. И тут вдруг заголосила Ида:

– Да какая справедливость?! Нету ее! Ты на меня посмотри, а потом о справедливости балаболь!

Дядя резко оборвал племянницу, смерив ее ледяным взглядом:

– Я – твоя справедливость. Не брошу, сама знаешь.

– Всё с луком! Замучилась совсем. – Ида бросила нож на стол, кинулась к раковине мыть руки и умываться – «луковые» слезы градом катились по ее лицу. Утеревшись бумажным полотенцем, она вперевалку вышла из кухни.

– А мне почему-то кажется, что все направлено против Даши и Васи, – решительно высказалась сыщица.

Самохин пожал плечом, вновь присаживаясь за столик.

– Вы ведь знали покойного Говоруна? Каким он был человеком? Что за отношения у него с местными властями? – допытывалась Люша.

Самохин снова начал масляно улыбаться.

– А то вы не понимаете, каким он был! Кто взлетел на обломках Союза? Такие, как Марк Иванович. Деловые, мягко говоря. У таких все схвачено, все соломки подстелены. Ну что вы сами себя накручиваете, Юленька? Попробуйте-ка лучше с рисом и яйцом пирожочек. Я туда одну травку кладу, ни за что не догадаетесь какую. Ну как? – Самохин дал откусить пирожок Люше из своих рук. Это получилось так чувственно, что сыщица, едва не подавившись сдобой, суетливо вскочила, зардевшись, начала лепетать слова благодарности и выпорхнула из кухни под предлогом, что пора и честь знать и спросить у «сестры», не нужна ли ей помощь.

Впрочем, секундное замешательство не могло выбить сыщицу из колеи, и она, миновав Идину дверь, решительно направилась по лесенке на третий этаж. Здесь царило нежилое запустение. Опытный хозяйский глаз сразу отметил пыльный пол и клоки белого пуха в углах. «Видно, Иде с избытком хватает забот на двух этажах – сюда она, похоже, не наведывалась в этом сезоне», – решила Люша и поставила жирный крест на версии проникновения убийцы через третий этаж. Не оставив следов, он бы не смог отсюда уйти.

Лёва отказался от госпитализации, и «скорая» уехала, сделав укол мастеру. Вокруг него суетилась Лика, уложив возлюбленного в своем номере. А внимание хозяев, когда Люша вошла в холл, было поглощено тревожным известием: оперативники нашли ведерко Бултыхова в зарослях рогоза, значительно ниже по течению, чем обычно рыбачили отдыхающие отеля.

– Ну наконец-то, Юля! – кинулась к Люше Дарья. – Вас следователь заждался! Нашли ведро Степана Никитича. Нужно вам… тебе на него посмотреть и…

– А сам Бултыхов? – выпалила Люша.

Лицо Орлик страдальчески скривилось.

– Уже организуются серьезные поиски. – Вася обнял Дашу за плечи и увел ее на террасу.

Войдя к Рожкину, Шатова увидела на столе синее ведерко. Именно с таким и спускался подполковник по лестнице.

– Да, именно это ведро. – Сыщица подошла к столу, внимательно разглядывая облепленную с одного бока подсохшей ряской посудину.

Рожкин постучал пальцами по столешнице, будто взял экспрессивный аккорд на невидимом фортепьяно, и с силой выдохнул:

– Ну вот и еще одна проблемка, Юлия Гавриловна. На нашу с вами голову, – он сделал ударение на слове «вами».

Тут дверь стремительно распахнулась, и, оттесняя Василия, пытавшегося сообщить о появлении высокого гостя, в комнату стремительно вошел высокий лысый мужчина лет пятидесяти в золотых очках, сверкавших на бледном, с оттенком нездоровой желтизны, плоском лице. Так навсегда и запомнился Люше Алексей Марленович Пролетарский: на непропеченном блине-лице несуразная золотая оправа. За ним следом вошел… младший брат Шварценеггера. Впрочем, чиновник нервно махнул на того, и «терминатор» в черном костюме и галстуке самоликвидировался, прикрыв за собой дверь.