С техникой дело у бойцов пошло быстрее. Ревут надрывно бензопилы, тут же, набычившись и натужно рыча, работает бульдозер, пробивая узкие тоннели в тайге, по которым взад-вперед снует трелевщик с волокушей. Повсюду люди в защитной робе и касках, из-под которых торчат крылья подшлемников, прикрывающих их плечи. Еще недавно здесь до самого горизонта были непроходимые кущи, а теперь тайгу, словно глубокий шрам, разрезала просека, которая, казалось, разом подорвала ее силы, изувечила, унизила. По просеке, что ровной стрелой уходит вдаль, гуляет ветер. Скоро здесь вырастет насыпь. Вот только закончатся подготовительные работы.

Сумеречно, солнечные лучи застревают в кронах деревьев. Густо пахнет поднятой бульдозером землей, гнилью и прелыми листьями. С утра и до ночи одно и то же. Устали бойцы. Работа тяжелая, но больше всего они устали от дикого однообразия.

– Товарищ старшина! – гундит Пустоляков, присев на только что сваленную им лесину. – Ну и где ваша обещанная романтика? Одно и то же каждый день: подъем, работа, ужин, отбой… А где жизнь?

– Будет тебе жизнь… – отвечает ему Грачевский. Стиснув до боли зубы, он пытается «Дружбой» срезать высокую зрелую лиственницу.

– И когда же? Когда воробьи на юг полетят?

– Нет… раньше, когда мы построим дорогу… – тяжело выдохнул Володька. В этот момент ему удается сделать полный пропил, и в дело тут же вступают его помощники, которые, поднапрягшись, лагами определили дереву направление падения. Володька выпрямляется, рукавом гимнастерки вытирает пот со лба. – Вот представь… По ветке пустили первый тепловоз… Мы стоим в строю, и народ приветствует нас… Тут же школьники с цветами и генерал с наградами. Скажет: а где тут наш знаменитый рядовой Пустоляков? Ты выходишь из строя, и сам генерал вешает на твою грудь орден. Сечешь? А может, даже и звезду Героя! Вот это и будет жизнь. После этого для тебя все двери будут открыты…

– В тот же винно-водочный! – послышался чей-то насмешливый голос.

– А у тебя, рядовой Тулупов, одно на уме…

Тулупов делает вид, что обижен.

– Зря вы так, товарищ старшина… – говорит он. – Я ж ведь с детства непьющий…

Пацаны гогочут.

– Ну-ну, заливай!.. Уж мы-то знаем, какой ты непьющий… – подначивает его кто-то из бойцов.

Все внимательно смотрят на Тулупова, невысокого мордастого бойца. Что тот скажет?

– История об этом умалчивает, – хитро прищурив левый глаз, отвечает философски Тулупов, тем самым выбивая козыри у всех, в том числе и у старшины. Дескать, как хотите, так и думайте. Ну а каждый, как известно, обо всем судит в меру своей распущенности.

Короткий передых – и снова за дело. Грачевский ищет глазами следующее дерево… Нашел… Бедное!.. Стоит и еще не знает, что ему уже вынесен приговор… Только перед тем, как рухнуть, ему придется испытать такую боль и унижение, столько янтарных слез пролить на землю, что последний трухлявый пень ему бы не позавидовал.

– Это, что ли, валим? – спросил Грачевского Тулупов, бывший помощником вальщика, и, получив утвердительный ответ, глянул вверх, определяя наклон ствола, после чего коротким взмахом топора сделал надруб с той стороны, куда будет падать дерево.

Володька дернул за шнур бензопилы, и она затарахтела, словно мотоцикл. Он сам ее накануне отрегулировал, чтобы заводилась, как он говорит, с полпинка. В следующий момент цепь истерично завизжала, вгрызаясь своими острыми зубьями в теплое и влажное тело лиственницы. Следом в нос ударил сладкий запах хвои. Когда цепь миновала середину ствола, шину стало зажимать. Тогда за дело взялись вальщики, которые уперлись длинными лагами в дерево, – так легче пилить. И снова шум пилы. Тембр ее голоса постоянно менялся – то она ровно пела, то громко выла, то неистово визжала, словно та недорезанная свинья. Наконец лесина, хрустнув и будто бы вздохнув напоследок, медленно стала падать, ломая на лету ветви соседних дерев. Хрясь!

Тут же появились сучкорубы, а следом, проваливаясь гусеницами в топкую марь и громко тарахтя, уже спешит вырубками трелевщик. Дошлый водитель, дергая рычаги, смело бросает свой механизм в завал, откуда машина со скрежетом выуживает очередное дерево.

– Посторонись! – кричит кто-то. – Эй, стоп, машина!

Трелевщик, дрогнув всем телом, замирает на месте. К нему тут же несутся двое, чтобы тросом закрепить к механизму ствол. Потом, зарываясь по кабину в топкий грунт, машина потащит его на лесосклад. И так круг за кругом, круг за кругом…

ЧП произошло уже ближе к вечеру, когда усталые, с трясущимися от напряжения руками вальщики уже посматривали на часы, считая каждую минуту до окончания работ.

Все вроде шло обычным ходом. Визжали пилы, падали деревья, спотыкаясь о пни и валежины, натуженно работал трелевщик. И тут вдруг крик:

– Ваську зашибло! Скорее зовите санинструктора!..

Санинструктор, младший сержант Ракитин, этот недоучившийся по каким-то причинам студент ростовского мединститута, работал обычно вместе со всеми – не хотел быть притчей во языцех у братвы, – хотя по должности своей он был освобожден от тяжелых работ. Услышав крик, он бросился на помощь.

– Сюда! Сюда! – кричали ему. – Здесь Васька…

Бедный Васька Данилов лежал на земле, раздавленный лесиной. Он закатил глаза и не подавал признаков жизни.

– Как же это он?.. – невольно вырвалось у Ракитина.

– А вот так… Ухнуло – и баста!

Ракитин волнуется, не знает, с чего начать. На курсах санинструкторов их учили всему на свете, кроме того, как спасать людей, на которых упало дерево. Впрочем, нужно еще проверить, жив ли Васька.

Он тут же попросил всех отойти в сторону, а сам, встав на колени, попытался найти у него пульс. Пульса не было. Тогда он принялся искать у него на шее сонную артерию. Однако и тут ему не повезло. Пришлось просить бойцов, чтобы те осторожно сняли с бедняги гимнастерку, – нужно было сделать ему укол.

Потом он снова пытался найти у Васьки сонную артерию. Но и на этот раз у него ничего не получилось. Не помогло и искусственное дыхание.

– Да ты че, не видишь, что ли, что он того?.. – как-то траурно прозвучало над самым ухом Ракитина, и тут до него дошло, что все его старания напрасны, что Васька и в самом деле мертв.

Его охватил страх, и в следующее мгновение он почувствовал, как холодная струйка пота покатила по желобку на его спине. Он невольно зажмурил глаза, пытаясь окунуться в другую реальность, и ему это, кажется, удалось, но, когда он их открыл, снова увидел перед собой мертвого Ваську. Тот лежал на спине. Жалкий, раздавленный – будто бы по нему прошелся тяжелый каток судьбы.

– Эй, что там у вас случилось?! – Это Грачевский шумит с дальней деляны. Что-то с ним будет, когда он узнает обо всем!

– Ваську зашибло, товарищ старшина! Лесиной!.. – прозвучало в ответ.

– У, бляха медная! – выругался Грачевский и рванул туда, где уже собрался почти весь отряд.