Почувствовав, как к горлу подкатывает тошнота,Аня кинулась к телефону и вызвала сразу милицию и «Скорую помощь». Специалистыприехали быстро. Яну увезли в больницу, а Аню попросили пройти в квартиру.Зайдя к соседке, Анечка ахнула. Всегда аккуратная, даже кокетливая комнаткавыглядела ужасно. Содержимое шкафов громоздилось на полу. Бумаги вперемешку сошкольными тетрадями и книгами валялись в коридоре. Кухня казаласьразгромленной. Неизвестные вандалы вывалили на пол содержимое ящиков и полочек…В ванной зачем-то перетрясли корзину с грязным бельем, а в туалете разнесливдребезги крышку от бачка и сломали внутренности сливного устройства. Скореевсего в квартиру влезли воры, и неожиданное возвращение хозяйки стало для нихнастоящим сюрпризом. Грабители избили женщину и убежали.

– И зачем было лезть в квартиру к беднойпреподавательнице? – подивилась я.

Анечка вздохнула:

– У Яны были изумительные драгоценности –старинные серьги, кольца, броши, да и в средствах она не стеснялась. То шубукупит, то сапоги, то стиральную машину… Наверное, от мужа осталось, он былкрупный коллекционер.

– А где он сейчас? –поинтересовалась я.

Аня пожала плечами:

– Умер, Яна вдова. Она в этот домпереехала пять лет тому назад, похоронив супруга. Говорила, что не может большена старой квартире жить, слишком много воспоминаний. Мы с ней подружилисьнемного, я хотела к ней сегодня в больницу сходить, у нее родственниковпрактически нет. Да Петьку деть некуда, а ехать далеко, в 257-ю больницу, наулицу Солдатова. Ой, сейчас сгорит!..

Анечка метнулась к духовке и вытащила большуюсковородку, на которой посверкивала румяными зажаренными боками курица.Выглядел бройлер восхитительно, а аромат, разнесшийся по кухне, без словговорил, что и на вкус цыпленок окажется потрясающим. Я не выдержала:

– Простите, а как у вас получилось такоеблюдо?

Анечка улыбнулась:

– Небольшой семейный секрет, но я егоохотно всем рассказываю. Берете пачку самой обычной соли, только не крупногопомола, а «Экстру», высыпаете в глубокую сковородку. Моете курочку и кладетеспинкой на соль, разжигаете духовку и засовываете все туда. Все!

– Все?

– Да, – подтвердила Аня, –примерно через час, время зависит от размера курицы, можно подавать к столу.Видите?

Я подошла и заглянула в сковородку. Изумительнозажаренная птичка покоилась на мелких крупинках. Прямо под тушкой онипожелтели, но по краям остались белыми. И впрямь – поваренная соль.

– Курчонка следует брать толькоимпортного, – наставляла Аня.

– Почему?

– Наши жилистые, плохо пекутся, и потом –чем-то воняют!

– Но они дешевле!

– Зато несъедобные, – фыркнула Аня.

Я вздохнула, вспомнив свой «супчик».

– Моя мама называла этот рецепт «минусдесять».

– Как? – не поняла я.

Анечка рассмеялась.

– Пачка соли когда-то стоила десятькопеек, ни масла, ни дорогой фольги или сметаны для данного блюда не требуется,так что теряете только десять копеек.

Возле метро тетка, замотанная в несколькошарфов, хлопала себя рукавицами по бокам. Погода и впрямь была ужасающая.Холодно, скользко и как-то неуютно. В такой день хорошо дома, на диване, скнижечкой и пирожными, и уж совсем тоскливо торговать сосисками. Неожиданно домоего носа долетел запах. Ноги сами собой понеслись к тележке.

– Тебе с чем? – хриплым голосомосведомилась продавщица и закашлялась.

Я на секунду призадумалась. Господи, и что этоя собираюсь делать? Покупать на улице еду из рук больной женщины.

– Не боись, – хмыкнула бабища,улыбаясь. – СПИДа нет, простыла на ветру, а сосисочки свежие, несомневайся. Так с чем?

– С горчичкой, – неожиданно противволи вымолвил язык.

Торговка откинула крышку, вытащила длиннуюбулку, ловко всунула внутрь розовенькую колбаску, полила горчицей и подала мневместе с салфеткой:

– Приятного аппетита.

Краем сознания я отметила, что она беретпродукты и деньги одной и той же рукой без перчатки, но зубы уже вцепились всандвич. Упругая кожица лопнула, рот наполнил ароматный сок. Хлеб оказалсямягким, приправа умеренно острой, никогда до сих пор я не пробовала такойвосхитительной еды. Даже в ресторане «Максим», куда иногда мы с Михаиломзаглядывали, не подавали подобной вкуснятины. Проглотив хот-дог, я облизнуласьи, махнув рукой на все соображения гигиены и поправ принципы правильногопитания, приобрела в соседнем ларьке чашечку горячего кофе. Принципиально непью растворимых напитков, так как они наносят непоправимый удар по печени, носегодня происходили чудеса. Сладкая светло-коричневая жидкость, назвать которую«кофе» было как-то стыдно, приятно пролилась в желудок, согревая меня изнутри.Продавец, простоватый мужичонка лет пятидесяти, сказал:

– Первое дело на морозце горяченькогохлебануть, сразу жизнь иной кажется.

Я вбежала в метро, вскочила в поезд,шлепнулась на сиденье и, поджав под себя ноги, подумала: «Как хорошо!»

257-я больница устроилась прямо у метро.Внутри больничного здания нашлась «Справочная», но окно оказалось закрыто.Побродив по этажам, я наткнулась на «Реанимацию» и спросила вышедшую из дверисимпатичную женщину в зеленой шапочке:

– Простите, Михайлова не здесь лежит?

– Здесь, – подтвердил врач. –Вы ей кем приходитесь?

– Из милиции.

– Предъявите удостоверение, –моментально отреагировала хирург.

Я растерялась. До сих пор никто не просил уменя документов. Пауза затянулась, докторица начала хмуриться, но тут из другойпалаты высунулась голова и закричала:

– Оксана Степановна, скорей, Марковатяжелеет!

Бросив меня, врач понеслась на зов, я всунулаголову в «Реанимацию» и, увидав за столиком худенькую девушку, заныла:

– Доченька, скажи, милая, как тутМихайлова, я ее тетя.

Нет, все-таки не зря я училась вконсерватории, явно обладаю актерским талантом.

Девчонка серьезно ответила:

– Состояние крайней тяжести, безотрицательной динамики.

– Что? – не поняла я.

Девица перестала корчить из себя Гиппократа исказала:

– Плохо ей, но хуже не делается.

– Поговорить можно?