На следующий день муж явился около десятивечера и подал упаковку с яркой голографической наклейкой. Я повертелакоробочку – фирма «Ирвинс Нечурлз», препарат «Продление жизни». Сверхукрасовалась цена. Я почувствовала, что ничего не понимаю. Этот комплексвитаминов стоил около семидесяти долларов, намного дороже выброшенного вчера своплем «Витаформа».

– Извини, – покаянно произнесмуж, – сам не знаю, какая вчера муха меня укусила.

– Бывает, – великодушно простила япровинившегося.

– Дорогая, у тебя чудный характер! –умилился муж. – Но пей лучше эти витамины, «Витаформ» не бери никогда.

– Почему?

– Они мне не нравятся, – последовалответ.

Я промолчала. В конце концов, мой супруг –существо без недостатков, ну должны же у него быть хоть какие-нибудьотрицательные качества.

Я покорно стала принимать «Продление жизни», авид яркой упаковки «Витаформа» вызывает до сих пор неприятные воспоминания.

– Вы явились, будто ангел надежды, –пропел Юра и близоруко прищурился.

Я слегка успокоилась. Еще в консерватории емувелели носить очки, но Юрка капризничал и заявлял, будто оправа мешает играть,подпрыгивает на носу и отвлекает в самый неподходящий момент. Большей глупостинельзя было и придумать, я перебирать струны могла, сидя даже в каске, а Юрасикжутко кривлялся…

То ему было холодно в классе, то жарко, тобило солнце, и преподаватели покорно задергивали шторы. Они стойко терпели всекапризы Соколова, считая его гением. Впрочем, и сейчас, говорят, ЮрийНиколаевич доводит почти до обморока организаторов концерта, требуя за кулисамиминеральной воды «Ессентуки № 17» без газа. Бедный администратор чайнойложечкой выгоняет из напитка пузырьки… Но предел всему – стул. Юра отказываетсядаже приближаться к роялю, если около того не стоит вполне определенноесидалище – коричневого дерева с темно-зеленой подушкой. Если сиденье красное,бордовое, желтое – ни за что даже на сцену не выйдет, только темно-зеленое, ибаста!

Причем требований к самому инструменту он непредъявляет никаких и одинаково гениально играет на антикварном «Бехштейне» ижутком фортепьяно «Красный Октябрь». Ему без разницы, какой рояль под руками. Кслову сказать, какая-нибудь дребезжащая «Лира» моментально преображается, кактолько Юра приближается к клавиатуре, откуда только в рассохшемся «гробу»брался мощный и чистый звук! Так что к роялям у него претензий нет, но стул –это святое.

Мне же было важно, что он по-прежнему изкокетства не носит очки, значит, не должен меня узнать. Так и вышло.

– Как вас зовут, удивительная женщина?

– Евлампия, – ответила я ипопросила: – Отвернитесь на минутку.

Пианист отошел к окну, я вытащила доллары иположила на журнальный столик.

– Посчитайте, пожалуйста.

Юра замахал руками:

– Что вы, я абсолютно уверен, что все наместе.

– Все-таки проверьте.

Соколов пошелестел бумажками. Когда началвыравнивать стопку, я принялась излагать придуманную по дороге историю:

– Не могли бы вы мне помочь, ЮрийНиколаевич…

– Для вас, дорогая, что угодно.

– Мы с Котей работали вместе, я была унего на посылках, но хорошо знала, где Катуков хранит вещи, взятые у людей.После его смерти хотела сама заняться этим бизнесом, но не знакома ни с кем изклиентов. К тому же сейчас у меня на руках парочка весьма ценных вещей, и ихследует отдать владельцам… Может, вы знаете, кто из ваших приятелей обращался кКосте?

– Как же вы про меня узнали? –изумился Юрка.

– А в долларах лежала записка, –выкрутилась я.

Пианист удрученно покачал головой:

– Увы! Нас познакомила Яна Михайловна.

– Яна?!

– Ну да, она близкая подруга моей жены,вот и посоветовала Костю. Изумительный оказался человек! Думаю, вам будеттрудно его заменить.

– Почему?

– Понимаете, он мог абсолютно все: что нипопроси – сделает. Причем совершенно молча, только цену назовет. Я его в своевремя Филимоновой Галине порекомендовал. У Галочки сын балбес, попал в тюрьму,она, бедняжка, все глаза выплакала, адвокаты только деньги тянули, а суд всеоткладывался и откладывался… Ну и попросили Костика присоветовать какого-нибудьхорошего юриста, и он враз дело уладил, парень получил условный срок. Большеникого и не знаю, кто к нему обращался. Понимаете, Костя обделывалделикатнейшие дела, не всякий захочет афишировать свое знакомство с ним!

Я вздохнула: что же, здесь больше ничего неузнаю!

Юра протянул мне три бумажки.

– Возьмите.

– Не надо.

– Почему? Столько Костя брал за хранение.Вы честный человек, вернули деньги и должны быть вознаграждены… И потом, какдумаете заниматься бизнесом? Оказывать услуги бесплатно?

Пришлось признать его правоту и принятьдоллары.

– Позвоните, пожалуйста, Филимоновой ипредставьте меня.

– С удовольствием, – ответил пианисти схватился за телефон.

Галина Антоновна очень настороженнопроизнесла:

– Алло.

– Должна передать вам книжечку,оставленную у Катукова.

– Только не везите домой, –испугалась вдруг женщина, – давайте встретимся в городе.

Мы договорились на два часа в кафе«Жар-птица».

Надевая в прихожей пальто, я словно невзначайспросила у Юры:

– Скажите, а вам Костя ничего на хранениене отдавал?

– Мне? – изумился пианист. – Счего бы?

Я пожала плечами:

– Вдруг попросил спрятать документики ифото…

– Нет, – покачал головойСоколов, – да и зачем ему меня просить? Наверное, были у Катукова более близкиелюди…

Я двинулась к двери.

– Простите, – окликнул Юра, – увас нет сестры?

– Нет, а что?