вернувшиеся воины из тех, кому повезло уцелеть после столкновения с врагом, или словно зарождаются сами собой из воздуха, пламени костра, воображения воспалённого разума... однако всех их объединяет одно — все они подрывают веру баргутов в себя! Похожие на легендарных грифонов громадные летающие чудовища, иные не летающие, но свирепые звери в степи и среди покрывающих берега Эгийн-Гол обширных зарослей камыша, чёрное и опасное колдовство, что пожирает души и тела осмелившихся противостоять ему воинов, бойцы-нелюди со звериными ушами и клыками с волшебным оружием в руках, неуязвимые металлические пауки, горящие огнём глаза во тьме, вырастающие из земли пасти, что утягивают коней и людей за собой... над этим можно было бы посмеяться... Только вот никому не хочется! Несколько раз подобные слухи обретали подобие плоти, когда на пути движения баргутов вроде бы возникали многотысячные армии конных и пеших бойцов или жуткие огромные чудовища перекрывали удобные переправы.

Каждый раз в таких случаях основные силы баргутов устремлялись вперёд, готовые принять бой, сойтись с врагом копьё в копьё, глаза в глаза! И каждый раз готовых к бою воинов и их храброго вождя встречала... ПУСТОТА...! Ни армий, ни чудовищ, ни хотя бы оставленных ими следов — пустота и выгоревшие души не сумевших выплеснуть ярость на врага бойцов. Самое ужасное, что ложные вести о враге почти всегда приносили заслуживающие доверия люди, а затем те же люди клялись кровью детей, честью рода и именем самого Хухэ Мунхэ Тэнгри в том, что не оскверняли свои уста ложью и собственными глазами видели армию врагов или огромное чудовище... не поверить им народ не мог. Каждый раз подобные приведшие в пустоту рывки едва не всех наличных сил дорого обходились народу баргутов и лично купившемуся на очередную обманку Азарге, не говоря уж о том, что во время бессмысленного наступления хитрые враги всегда крепко орудовали у баргутов в тылу: уводили табуны, разгоняли по степи и резали отары (мудро не сковывая себя добычей в виде медлительных овец), совершали наскоки на объединения кибиток. Бывало храбрые, готовые безропотно терпеть любые раны и тяготы походов воины рыдали, узнав об исчезновении жены и детей, рыдали, в миг потеряв собираемое годами имущество в виде отары или табуна. Рыдали и озлоблялись или... случалось и такое, падали духом и теряли к жизни интерес, превращаясь из достойного воина в его жалкую тень. С огромным раздражением Азарга (и не только он) видел-понимал, что многие из тактических приёмов чужаков один в один напоминают общеупотребимые способы войны монгол и союзных им племён против войск Поднебесной империи — иногда появлялось такое ощущение, что в недавней серии войн чужаки сражались с монголами, ойратами, баргутами плечом к плечу и прекрасно понимали все их сильные и слабые стороны. К сожалению про себя непрерывно получавшие удары степняки не могли так сказать — они совершенно не понимали противостоящих им чужаков!

Очень сильное и вполне однозначное впечатление на Азаргу произвели два недавно произошедших штурма парочки обнаруженных крепостей. На первый взгляд те крепости выглядели... как ослиное дерьмо! Никакого сравнения с мощными китайскими пограничными твердынями — вместо кирпича или камня лишь брёвна, доски и земля, никаких многокилометровых валов перед основными укреплениями, нет и глубоких рвов с измазанными дерьмом кольями на дне или наполненных серой и дёгтем дымных канав. Да и размер подкачал, сильно подкачал — скорее не полноценные крепости, а распухшие заставы, которые не грех и бросить при приближении по-настоящему сильного врага. И всё же баргуты так и не сумели взять ни одной из них, пытались, используя численное превосходство и свой немалый опыт осадной войны, но не сумели ни поджечь их непрерывным обстрелом горящими стрелами, ни взобраться на стены с помощью лестниц и арканов с крюком, ни выломать ворота бревном. Пытавшиеся проявить себя монголы потеряли при штурме одной из крепостей очень много людей и в дальнейшем наотрез отказались участвовать в штурме, а баргутов больше всего поразили не исключительное умение засевших в крепости лучников и арбалетчиков, не та поразительная скорость, с которой они перезаряжали своё лёгкое, блестящее металлом оружие, не наличие в столь ничтожных крепостях пушек и стреломётов, не закопанная у стен смерть (мины), а сами стены. Жуткие колдовские стены, неподвластные огню, пожиравшие взбиравшихся или хотя бы приближавшихся к ним воинов сотнями жадных зубастых пастей, что росли на концах вырвавшихся из земли зелёных побегов! Крики заживо пожираемых товарищей продолжали преследовать их соратников и родственников до сих пор, преследовать в мыслях и во снах. В конце-концов баргуты двинулись дальше... разумеется оставив у каждой крепости блокирующий её сильный отряд.

Как заведено полководец-вождь не имеет права предаваться унынию или публично переживать из-за неудач, тем более он не имеет права продемонстрировать народу слабость или неуверенность... но мысли Азарги тяжелы. В отличие от простых воинов он уже не так однозначно верит в лёгкую победу над чужаками... да и в победу вообще. Храбрый и опытный воин, а также не обделённый талантом и удачей правитель прекрасно видит, что с каждым днём пути на север удары врага по баргутам становятся все тяжелей, он опасается того, что будет дальше, предчувствует момент, когда непомерный груз начнёт тяготить не только его, но весь народ. Когда же это произойдет? У Хищной реки (Ангары)!? Или на правом-северном её берегу?! И сколько воинов у Азарги останется к этому моменту? Вождь баргутов чувствует тёмную бурю, что надвигается на его народ. В мыслях его не только мрачные предчувствия, но и способ как избежать горькой судьбы: нужно... уйти, да-да-да, прямо сейчас повернуть всем народом и отступить. Отступить не навсегда, а на время, на срок — собрать больше сведений о занявших родные земли врагах, лучше подготовиться, попросить у монгол больше войск, подгадать самый удачный момент, возможно дождавшись среди врагов каких-нибудь внутренних неурядиц, голода, мора... А затем ударить и победить! К сожалению Азарге не дадут осуществить столь мудрый шаг — не дадут шаманы, старейшины и вожди составлявших народ баргутов племён, не дадут сопровождавшие орду монголы и в особенности навяленный ему в советники посланец Великого хана (полукровка чосонец очень тщательно следит за ним, высматривая-вынюхивая малейшие признаки измены или чрезмерной самостоятельности вассального зайсана). Кроме того Азарга прекрасно помнит свой последний разговор с Великим ханом и его более чем откровенный''совет'' поскорее покончить с войной в родовых землях баргутов и сразу же возвращаться к нему — в свете недавних досадных поражений от талантливого китайского генерала Ю оскорблённому и желающему мести