зелёным сукном письменный стол, на котором помимо телефона, чернильницы и огромной настольной лампы лежали пачка «Беломора» и спички. Окна помещения выходили как раз на стены соседнего корпуса, поэтому здесь всегда не хватало света. Комната не считалась угловой, но стены в ней почти всегда были покрыты тёмными пятнами и промерзали зимой. От постоянной сырости одиночный фонарь, висевший под самым потолком, постоянно мигал и искрил. Коменданту объекта, скрюченному старикашке, приходилось то и дело менять перегоревшие лампы, поэтому он всякий раз слёзно умолял очередного капитана или майора, собиравшегося вести допрос, не пользоваться верхним светом хотя бы днём, а зажигать лишь настольную лампу. «Только вчера очередную лампочку в плафон вставил, – всякий раз жаловался Трошкин. – Горят, окаянные, хоть стой, хоть падай. Где ж мне их на всех напастись?» Некоторые шли бедолаге навстречу и допрашивали подозреваемых в полутьме, но Шувалова не особо волновали насущные трудности престарелого старичка-коменданта. Сегодня верхний свет в допросной горел, хотя на часах было пятнадцать минут двенадцатого.

Сам Шувалов, скривив лицо, сидел за столом на одном из двух находящихся в помещении стульев. Перед ним лежала раскрытая на первой странице папка, в которой хранилось личное дело капитана Ромашко́. Шувалов давно уже изучил материалы дела и теперь пристально рассматривал вложенную в него фотографию. На фото была запечатлена группа молодых людей в военной форме, лицо одного из них, третьего слева в первом ряду, было обведено красными чернилами. Из коридора послышался звук шагов. Дверь распахнулась, и в кабинет вошли Корнев и Зверев. Шувалов не сдержал довольной ухмылки. Вот они – приятели не разлей вода! Один напыщенный солдафон с наполеоновскими замашками, другой просто хам и выскочка. Что, умылись? Вот мы и узнали, кто настоящий мастер своего дела. Пока ваш хвалёный Зверь где-то пропадал, он – Шувалов Виктор Матвеевич – не сидел без дела…

Когда Шувалов отправлял запросы в различные ведомства на девятерых сотрудников Управления, которых он включил в списки главных подозреваемых по делу Фишера, он не особо надеялся на скорый результат. Первые четыре ответа на его запросы помогли исключить из списка подозреваемых трёх офицеров-фронтовиков и одного бывшего сержанта лётчика. Следующие два письма не дали ничего полезного, а вот седьмое письмо заставило Шувалова насторожиться. В письме было сказано, что во время одной из бомбёжек архив военного училища был частично уничтожен. Однако сохранились списки выпускников. В списках курсантов сорокового года выпуска значился некий Кирилл Егорович Ромашко – уроженец Брянщины. Отличник боевой и политической, спортсмен и активист, по завершении учёбы был направлен в Смоленский гарнизон Западного военного округа для дальнейшего прохождения службы.

Личное дело, хранящееся в архиве Управления, подтверждало то, что младший лейтенант Ромашко прошёл всю войну, дослужившись до командира отдельного батальона. Кавалер ордена Красной Звезды – был дважды ранен, после войны уволен с военной службы и по собственному желанию прибыл в Управление милиции города Пскова для дальнейшего прохождения службы. Ромашко уже второй год занимал должность заместителя начальника тыловой службы Управления и зарекомендовал себя как честный коммунист-ленинец. Всё это и многое другое уже заставило бы Шувалова вычеркнуть Ромашко из списка подозреваемых, но на глаза следователю попалась фотография группы курсантов-выпускников Ленинградского училища. На этом фото один из курсантов был обведён в кружок, а на обратной стороне была сделана надпись: «Кирилл Ромашко». Шувалов сумел дозвониться в Ленинград, отыскал того, кто отправлял письмо и получил конкретный ответ: на фото кружком обведён именно Кирилл Ромашко. Выходило, что Ромашко, выпускник Ленинградского училища, и Ромашко, заместитель начальника тыла Управления, – это два разных человека.

Войдя в кабинет, Корнев сухо кивнул Шувалову и устроился на лавке в углу. Он тут же пригладил зачёсанные назад волосы и сцепил руки в «замок». Зверев тут же подошёл к окну, распахнул форточку, после чего приблизился к столу и взял из рук Шувалова фото.

– Значит, на основании этого фото ты решил, что наш зам по тылу и есть наш «душегуб»? – спросил Зверев.

– По-твоему, парень на фото похож на нашего Ромашко? – так же сухо ответил Шувалов.

– Это два разных человека, но что это доказывает? Лишь то, что наш тыловик не тот, за кого себя выдаёт!

– Есть ещё доказательства!

– Какие?

Шувалов посмотрел на Корнева, словно желая заручиться его поддержкой, и ответил резко:

– Пока вы, Павел Васильевич, где-то пропадали, я приказал нашим оперативникам проследить за Ромашко.

Брови Зверева сдвинулись, он вопросительно глянул на Корнева.

– Приказал? Если я не ошибаюсь, то ты, Степан Ефимович, назначил меня старшим в этом расследовании?

– Успокойся, Паша! – возбуждённо выкрикнул Корнев. – Ты, он… какая разница? Сам виноват! Пропал куда-то, как всегда, а дело-то стоит. Вот Виктор и взял на себя инициативу! Что тут такого?

Зверев махнул рукой.

– Ладно, дело ваше. Ну рассказывайте, что вы там выяснили?

– Оперативники сработали чётко, вот их рапорта.

– Так-так… очень интересно.

Шувалов поморщился, но не утратил спокойствия и продолжил, глядя в глаза Корневу:

– Ромашко за последние дни дважды навещал некоего Боголепова. Он антиквар и, как нам удалось выяснить, был замечен в пособничестве немцам в годы войны. Осудить его не осудили, но то, что Боголепов находится на особом контроле у органов госбезопасности, – это факт.

– И только на основании этого вы решили, что наш Ромашко – это Фишер?

– Боголепова зовут Андрей Алексеевич, и мы предположили, что он может быть тем самым Андреем, про которого перед смертью рассказал Лёнька Кольщик. Сейчас Славин с двумя оперативниками выехал на квартиру Боголепова, думаю, что его скоро доставят. – Шувалов снова посмотрел на Корнева, тот одобрительно кивнул.

– А вы не поторопились с задержанием Боголепова? Если я правильно понял, то на него у вас ничего нет…

– Боголепов – больной старик и инвалид. Уверен, что если его хорошенько прижать, он заговорит.

Зверев усмехнулся, вернул Шувалову фото и встал у стены. Приглядевшись, Шувалов понял, что Павел Васильевич любуется сгрудившимися у окна голубями.

– Сколько ещё ждать? – спустя пару минут довольно резко поинтересовался Корнев.

– Сейчас уточню! – буркнул Шувалов и потянулся к телефону, но в этот момент в коридоре снова послышались шаги. Конвойный ввёл арестованного.

По своему роду деятельности Шувалов почти не общался с капитаном Ромашко; возможно, из-за схожести их характеров. Оба были необщительны и считались занудами. Внешне они отличались. Ромашко был ниже ростом и моложе Шувалова – согласно данным из личного дела, ему было тридцать два. Несмотря на то что после двух суток, проведённых в «одиночке», подбородок капитана уже успел покрыться густой щетиной, Ромашко больше походил на холёного подростка, тогда как Шувалова в его сорок семь за глаза называли стариком. У арестованного