Она не жаловалась, она была довольна, потому что моглапозволить себе такую роскошь – все равно в один прекрасный день она навсегдапокинет этот город, она знала, что эта любовь – невозможна, а раз так, разждать нечего и надеяться не на что, то следует взять все, что случится на этомкоротеньком отрезке ее жизни.

Ральф спросил, может ли угостить ее, Мария заказалафруктовый коктейль. Хозяин бара, делая вид, что перемывает бокалы, поглядывална бразильянку с недоумением – чего ради она переменила решение? Он надеялся,что коктейлем дело не ограничится, и вздохнул с облегчением, когда клиент повелее танцевать. Ритуал был соблюден, беспокоиться не о чем.

Мария ощущала у себя на талии руку партнера, совсем близкобыло его лицо, и музыка, слава Богу, гремела так громко, что разговаривать былоневозможно. Фруктовый коктейль – не тот напиток, чтобы придать человеку отваги,и те несколько фраз, которыми они обменялись, были сугубо формальны. И чтотеперь? Отель? Постель? Должно быть, сложностей не возникнет, раз художниксказал, что секс его не интересует, ей всего лишь предстоит выполнить своипрофессиональные обязанности. А это всякую страсть убьет в зародыше – и чегоона так страдала и мучилась после первой встречи?!

Сегодня вечером она будет Любящей Матерью. Ральф Харт – одиниз миллионов отчаявшихся. Если она сыграет свою роль достойно, если сумеет несбиться с того пути, который наметила для себя с самого начала работы в«Копакабане», все будет в порядке. Плохо только, что этот человек так близко:она чувствует его прикосновения – и ей это нравится; она вдыхает запах егоодеколона – и ей это нравится. Она, оказывается, ждала его – а вот это ей ужесовсем не нравится.

Минуло сорок пять минут, все правила были выполнены, ихудожник обратился к Милану:

– Беру ее на всю ночь. Плачу как за троих клиентов.

Хозяин пожал плечами и снова подумал, что бразильская девицаугодила все-таки в расставленные ей силки любви. А Мария удивилась – она неподозревала, что Ральф Харт так хорошо знает здешние обычаи.

– Мы пойдем ко мне.

Что ж, наверно, это будет лучше всего. Хоть и противоречитнаставлениям Милана, в данном случае можно сделать исключение. Во-первых, онаузнает, женат он или нет, а во-вторых – посмотрит, как живут знаменитыехудожники, а потом возьмет да и расскажет об этом в газете своего бразильскогогородка – пусть всем будет известно, что она в пору своего пребывания в Европевращалась в элитарных кругах.

«Что за нелепые резоны!»

Через полчаса они приехали в городок Колиньи, находящийся вокрестностях Женевы, – церковь, булочная, муниципалитет, все какполагается. И никакая не квартира, а двухэтажный особняк. Первая оценка: унего, должно быть, и вправду – денег куры не клюют. Вторая оценка: будь онженат, не решился бы привезти ее к себе, постеснялся бы чужих глаз.

Вывод – он богат и холост.

Вошли в холл, откуда лестница вела на второй этаж, ноподниматься не стали: Ральф двинулся дальше, в заднюю часть дома, гдепомещались две комнаты, выходящие в сад. В одной – обеденный стол, все стеныувешаны картинами, в другой – диваны, кресла, книжные полки. Пепельницы,заполненные окурками, давным-давно немытые стаканы.

Могу кофе сварить.

Мария покачала головой. Нет, не можешь. И относитьсяпо-особенному – тоже пока не можешь. Я борюсь с собственными, одолевающими менядемонами, я делаю все то, что строго-настрого запретила себе делать. Но ничего,ничего... Сегодня я исполню роль проститутки, или подружки, или Любящей Матери,хотя в душе чувствую себя Дочерью, которая так остро нуждается в ласке. А вотпотом, когда все будет кончено, и кофе можно будет.

– Там, в глубине сада – моя студия, моя душа. А здесь,среди всех этих книг и картин, пребывает мой мозг. Здесь я размышляю.

Мария вспомнила свою женевскую квартирку. Там окна невыходят в сад. Там нет книг – разве что взятые в библиотеке: зачем тратитьденьги на то, что можно получить даром? И картин тоже нет – стену украшаетафиша Шанхайского цирка акробатов, представление которых она все мечталаувидеть.

Ральф предложил ей виски.

– Нет, спасибо.

Он налил себе и – не добавляя льда, не наливая содовой –выпил одним махом. Потом заговорил о чем-то интересном, и чем интересней былоМарии, тем очевидней становилось – теперь, когда они остались наедине, художникбоится того, что должно произойти. Хозяйкой положения опять стала она.

Ральф опять наполнил свой стакан и произнес, словно междупрочим:

– Ты мне нужна.

И замолчал. Замолчал надолго. Нет, она не заговорит первой.Посмотрим, что будет дальше.

– Ты мне нужна, Мария. От тебя исходит свет. Пусть покаты считаешь, что не веришь мне, что я всего лишь пытаюсь соблазнить тебя,улестить сладкими речами. Не спрашивай меня: «Почему именно я? Что во мнеособенного?» Да ничего, ничего такого, что я мог бы объяснить хотя бы самомусебе. Но – и в этом-то заключается тайна жизни – я не в состоянии думать ни очем другом.

– Я не собиралась тебя спрашивать об этом, –сказала Мария и сказала неправду.

– Если бы я искал объяснений, то сказал бы: стоящаяпередо мной женщина оказалась способна преодолеть страдание, переплавить его внечто созидательное и светлое. Но этим всего не объяснить. А я? –продолжал он. – Я наделен творческим даром, я пишу картины, за которыечуть не дерутся музеи всего мира, я – баловень судьбы, я никогда в жизни неплатил женщине, я здоров, недурен собой, у меня есть все, о чем может мечтатьмужчина... И вот я говорю женщине, которую повстречал в кафе, с которой провелвсего лишь несколько часов: «Ты мне нужна». Ты знаешь, что такое одиночество?

– Знаю.

– Это – другое. Ты не знаешь, что такое одиночество,когда весь мир – к твоим услугам, когда ты ежедневно получаешь приглашения напремьеру, на вернисаж, на прием. Когда телефон не умолкает – это звонятженщины, которые говорят, что без ума от твоих работ и мечтали бы поужинать стобой, и женщины эти – красивы, образованны, умны. Но какая-то сила удерживаеттебя, какой-то голос шепчет на ухо: «Не ходи! Ничего хорошего не будет. Опятьцелый вечер ты будешь пытаться произвести на них впечатление, будешь тратитьсвою энергию, доказывая себе самому, что способен покорить весь мир». И тогда яостаюсь дома, ухожу в мастерскую, ищу свет, который увидел в тебе, а увидетьего я могу, лишь когда работаю.

– Что я могу дать тебе такого, чего бы у тебя небыло? – спросила Мария, немного уязвленная упоминанием о других женщинах,но тотчас вспомнила: в конце концов, он заплатил за то, чтобы она была сейчасрядом с ним.