чего еще не приобрел, придется поступиться принципами. Смотрите под ноги и прислушивайтесь к сигналам космоса, чтобы не пройти мимо чего-то важного. Юпитер во Льве. Не позвольте ему выйти на тропу разрушений.

– Я не хочу пиццу, – насупился Лешка, шагающий рядом так, словно был обут не в дешевые кеды, а в чугунные башмаки.

– Хотел же?

– Перехотел. Слушай, ты и вправду дурная. Нам надо домой. Срочно. Прямвотщас, – упрямство в серых глазах мальчишки сделал ало его невероятно похожим на Макара. Надо же, даже анализа никакого не нужно. Авторство Боярцева неоспоримо. – Ну, чего уставилась, пошли быстрее.

– Да что случилось? Леш, ты голодный ведь. Ну куда спешить? Да и остыть надо папе твоему. И я, честно признаться…

– Ну, остыть то у него вряд ли выйдет, слишком уж горячая штучка… Короче, не голодный я. Голова у меня разболелась, ясно? И тошнит, – вздохнул пацан, – Дань, поехали домой. Каши мне сваришь. Каши я хочу. Манной, с комками и пригоревшей. Чтоб весь пентхаус провонял.

– Ну, такую я смогу сварить, – вздохнула я, с тревогой глядя на ребенка. – Только ко врачу сначала заедем, а? Пусть тебя посмотрят.

– Ох, Даная, не мне надо к доктору. Тебе бы не мешало показаться хорошему психологу. Заполошная ты, хорошая, но слишком наивная, как ребенок, ей-богу, – вздохнул нахаленок. – Вон, метро. Пойдем, – мотнул головой в сторону, украшенного буквой «М» подземелья, Леха и теперь уже достаточно бодро зашагал к своей цели. Я поплелась за маленьким манипулятором.

– Может такси? – с надеждой вздохнула я, понимая, что уже по всем фронтам потерпела оглушительное фиаско. И это не я мама, пусть и временная, а он вертит мною, как хочет.

– Ага, сейчас пробки адские. Мы быстрее на подземке домчим, чем… Короче, торопимся мы. Поняла?

– Не поняла. Чем что? – спросила я. Но мой вопрос остался без ответа.

Терпеть не могу метро. Оно у нас красивое, бесспорно, роскошное, я бы даже сказала. Но мне там совсем не дышится. А еще очень угнетает, что над моей головой висят тонны земли, бетона, мрамора и железа. Не то, чтобы мне страшно. Просто я чувствую себя под землей неуютно. Зато Леха ориентировался в подземных тоннелях, как норный сеттер, которого запустили в лисью нору.

– У тебя ключи то есть от папулиной конуры? Или не выдал батон тебе сим-сим от входа в его жизнь связочку? Вот черт, не выдал да? Не вызываешь ты у него доверия? – умостившись рядом со мной на страшно неудобном сиденьи, спросил Леха. Вагон метро поезда оказался полупустым, что уже чудо в это время суток, и нам удалось расположиться с комфортом.

– Господи, Леша, ты можешь говорить, как все нормальные мальчики твоего возраста? И не чертыхайся, это моветон, – обреченно вздохнула я, понимая, что воспитатель из меня, как из Люсинды балерина.

– Тогда ты веди себя, как все нормальные тетеньки твоего возраста, – фыркнул мелкий бесенок. – Моветон – это дожить до твоих годов и остаться такой…

– Еще раз назовешь меня дурной, я…

– Я хотел сказать недальновидной, – хмыкнул младший Боярцев, все больше и больше становящийся похожим на своего «батона». Тьфу ты, прости господи, биологического отца. Правильно говорят – от осинки не родятся апельсинки. – Для того, чтобы нам с тобой получить желаемое, нам нужен мой папуля. Андестенд? Ты работу свою получишь, я не отправлюсь в детдом, ну и вырасту, может, полезным членом общества, мама так говорила. А что, мой «штрих» богатенький, поди не бросит меня сиротку нищим неучем. Это уже дедулины слова. Ты ведь замуж то за этого полудурка согласилась выйти не потому, что меня пожалела, надеюсь? Из-за работы ведь? Или…?

– Леша, он твой отец, пожалуйста, будь повежливее. Ну что еще за «штрих»? И это, давай не ругаться с ним, а? Тогда и нам будет спокойно, и ему хорошо. Ему просто нужно свыкнуться с мыслью… – простонала я. Конечно, я согласилась только из-за Лешки. Про работу моей мечты даже не думала в тот момент, только о несчастном мальчике, жизнь которого вот-вот была готова провалиться в тартарары казенного существования. – Наша станция, – радостно объявила, стараясь не смотреть на мелкого авантюриста, жующего губешку задумчиво.

– Ему просто нужно перестать быть козлом. Да, мы первые, сто пудово, я так и думал. Учись, студентка. Что бы ты без меня делала? – улыбка на личике ребенка показалась мне слишком уж взрослой и какой-то злодейской, что ли. – Идем уже, фантазерка, пока ему там слишком хорошо не стало. Скайфоломим батона.

– В смысле?

– В коромысле. Может еще пожрать успеем. А то у меня кишка кишке бьет по башке. Папуля то пиццу не привезет нам, с ананасиком. Моя любимая, кстати. А вот какую-нибудь корову бешеную, очень даже легко.

– Подожди, о чем ты вообще? И ты ж говорил, что тебя тошнит и ты не голоден. Леша, давай договоримся, будешь врать, я…

– Точно блаженная.

Лешка закатил глаза и молча пошел к выходу из вагона. Я засеменила за ним. Да что такое? Даже этот мелкий вертит мной, как захочет. В чем то он прав, этот философ миниатюрный, надо как-то учиться быть стервой и менять свою жизнь. Иначе я закончу свою бестолковую жизнь в каком-нибудь приюте в компании пяти кошек и старого немца Альцгемера. Зато хоть не в одиночестве. Я даже и не заметила, как вышла из подземелья. Очнулась только, вдохнув свежий, слишком вкусно-пахнущий для мегаполиса, воздух. Лешка бодро шагал по тротуару, и даже насвистывал что – то. И мое напряжение улетучилось. Высотка, находящаяся в шаговой доступности до метро, снова показалась мне величественной и похожей на замок дракона. Я залюбовалась и чуть не врезалась в замершего на месте мальчишку.

– Ты чего? – спросила я.

– Слышишь?

Я прислушалась и вдруг уловила тихий писк, несущийся откуда-то из-под земли. Господи, это ведь из подвала. Только бы не крыса. Я даже содрогнулась, потому пропустила момент, когда мой мальчик сорвался с места и бросился к решетке, закрывающей крошечный проем вентиляции.

– Лешка, ты что? – господи, ребенок встал на четвереньки и вдруг просунул голову между металлическими прутьями. Боже. Боже, что же делать. Сейчас отверстие вентиляции казалось мне пастью льва, не меньше.

– Дед говорил, если голова пролезла, значит и