– Со Зверевой.

– А, – протянула бабушка, – с Ольгой, значит.Та еще штучка!

– Что? Не заслуживает доверия?

– Очень уж гонористая, – вздохнула старуха,усаживаясь на скамеечку, – идет по двору, никогда не поздоровается. Я ей:«Добрый день, Олечка», а она только кивнет и в подъезд – шмыг. Словно онацарица, а все вокруг будто ейные слуги. Оно и понятно, бешеные деньги, говорят,получает, немереные тысячи. Одна машина чего стоит, танк. Вон, глянь.

И она ткнула пальцем в огромный лакированный джип «Шевроле»,напоминающий по размеру маршрутное такси.

– Не женский автомобиль, – протянула я, –такие мужчины любят.

– Бандиты, – припечатала бабка, – вон у нас в19-й Королев живет. Наши все перед ним приседают: «Ах, Борис Николаевич, ах,Борис Николаевич». Тьфу! Ну, какой он Николаевич, сопляк двадцатилетний,Борька-уголовник. Три года за кражу отсидел, вышел, таперича небось сноваворует. А мамаша-то его раньше мимо всех бежала глаза в пол, стыдилась на людейсмотреть. Нынче в шубе разгуливает, норковой…

– Они что, родственники Зверевой, – решила япереключить словоохотливую бабку на нужную программу.

– Не, – протянула старуха, – автомобиль уБорьки, как у Ольги.

– У Зверевой небось муж богатый?

– Муж объелся груш, – засмеялась бабка, –удрал он от нее, никак. Дочка есть. Ей семнадцать стукнуло, Алисе. Вся в мать –расфуфырится, надушится и на каблучищах ковыляет. А чтоб поздороваться – этоникогда. Тоже шлюхой станет!

– Почему шлюхой?

Бабулька радостно затараторила:

– Муж законный у Ольги есть, только вместе не живут.Зато любовников! Там в кровати, почитай, вся Москва и область перебывали! Черездень нового водила. Потом настоящий появился. Наши все болтают: жила она засчет хахаля, только мне думается, неправда это, да и ушел он от нее давно…

– Почему?

– Сама рассуди, – пояснила бабуся, – парни уней теперь больше месяца не задерживаются, только-только человек примелькается,глянь, уже новый топает. Ну кто они должны быть такие, чтобы бабе подобныеподарки делать: автомобиль, шуба, колечки… Потом питание…

Бабулька тяжело вздохнула:

– Мы-то с оптушки дрянь тянем, полдня по ларькамбегаем, ищем, где на десять копеек дешевле станет. А Ольга в супермаркетдомработницу посылает, пакеты полупрозрачные, все видно: кофе, крабы, рыбадорогущая, банки всякие… Нет, такая еда дорого стоит! А уж домработница у нее!

– Что, тоже не здоровается?

– Немая она!

– Немая!

– Ага, говорить не умеет, только мычит и руками машет,уж как с ней Ольга договаривается, не знаю. Небось записочки пишет! Хотя послеВальки…

– Кто такая Валька?

В этот момент стукнула дверь подъезда и появился паренек летдвадцати, нежно поддерживающий под руку немощную старушку. «Божий одуванчик»еле-еле дополз до огромного черного джипа и облокотился на колесо. Юноша открылдверь, поднял бабусю, впихнул внутрь, заботливо укрыл ей колени пледом, потомсел за баранку.

Автомобиль взревел и исчез за поворотом.

– Видала, – повернулась ко мне сплетница, –Борька-бандит с бабкой своей, Анной Витальевной. Когда его в тюрьму сволокли,отец так орал, у соседей стекла повылетали:

– Опозорил семью, не сметь к нему с передачами бегать,пущай с голоду в камере сдохнет!

А мать не послушалась, вот мужик с ней и развелся. Так АннаВитальевна, отцова мать, свекровь, с невесткой осталась. Они с ней с сумками позонам мотались. Накупят своему сокровищу колбасы да сушек – и вперед. Ну,думаю, выйдет бандюган, вам небо с овчинку покажется. Будете знать, дуры, какуголовника любить.

Она тяжело вздохнула и замолчала.

– Ну и что, – подбросила я дров в костер, –вышел и…

– Кто ж знал, – пробормотала«информаторша», – деньги теперь жуткие таскает. Мать одел с ног до головы,а над бабкой трясется. Она зимой шейку бедра сломала, думали, конец, помиратьей теперь парализованной. Так Борька в дорогущую клинику отвез, профессоровнанял, люди говорят, десять тысяч долларов отдал за операцию! Ходит теперь,правда, с палкой. Это он ее в поликлинику на лечебную физкультуру возит и вбассейн… Кто же предполагал, что так получится. Отец, вон, назад просился, такБорька его с лестницы спустил! А мой внук, – она махнула рукой, –одно знает: дай на сигареты, дай на пиво. Всю пенсию утянет и не показывается,пока следующую не дадут. Вот и думаю иногда: может, в тюрьме ему посидеть?

Я тяжело вздохнула. Иной возвращается с зоны, превратившисьв настоящего мужчину, а другой, тихо прожив жизнь в согласии с законом,остается эгоистичным ребенком. Но некогда мне рассуждать с милой бабусей опарадоксах человеческой личности.

– Валька, это кто?

Бабка, вгрустнувшая при виде заботливого Борьки, мигоможивилась:

– Ольга-то деньгами разжилась лет пять тому назад. Ирешила прислужку нанять. Долго не думала и предложила место Валентине из первойквартиры. У той как раз муж умер, девка осталась лет двенадцати, кормить,поить, одеть надо. Ну Валька и пошла. Чего кочевряжиться? Она, правда,учительницей работает, географию детям в школе преподает. Говорила, чтозарплата – слезы, а Ольга сто долларов посулила.

Здесь старухе пришлось признать, что все-таки она владеет невсей информацией. Какая кошка пробежала между Зверевой и Валентиной, бабка незнала, но спустя полгода Валя перестала убирать квартиру Ольги Леонидовны, а утой появилась немая домработница, тенью шнырявшая по двору.

– Где же работает Зверева?

Бабуся прищурилась.

– В больнице, врачом.

– Надо же, – удивилась я, – а говорят,докторам мало платят.

– Это смотря кому, – протянула бабуся, – еслив районной поликлинике сидишь, то точно, больше коробочки мармелада неполучишь. Хотя вот Петька из третьего подъезда хорошо живет. Говорят, по двестирублей за бюллетень берет. Плати ему две сотни и гуляй, не хочу! Только Ольга вособом месте сидит, при богатых. Слышала, некоторые бабы морды перетягивают?

– Она подтяжки делает?