Антонио оставил для последнего боя самого крупного из своихбыков и был так же безжалостен к Луису Мигелю, как всегда. Он показал всеклассические приемы, и все приемы, уже показанные Мигелем, вернув им покоряющуюзрителей красоту, которая умерла в Линаресе вместе с Манолето. Он знал, что онименее опасны, чем приемы старой школы, но он показал все лучшее, что школаМанолето когда-либо могла дать.

– Так как же я должен убивать? – спросил Хотч.

– Не смотрите на рог. Цельтесь в то место, куда должнавойти шпага. Опустите левую руку как можно ниже и, нанося удар, перекиньте еенаправо.

– А потом что?

– Потом вы взлетите на воздух и мы все побежим, чтобыподхватить вас, когда вы станете падать.

– Сейчас Антонио убьет его.

Антонио, стоя перед быком, медленно свернул мулету,нацелился на самую высокую точку между лопатками быка, разжал губы, сделалглубокий вздох, перегнулся через рог и всадил шпагу метко и сильно. Когдаладонь его коснулась черного загривка, бык уже был мертв, и не успел Антониовыпрямиться и поднять правую руку, как бык зашатался, ноги его подогнулись и онтяжело рухнул на песок.

– Ну вот, – сказал я Хотчу, – очередь до вастак и не дошла.

Мигель пустым взглядом смотрел на арену. Публика, каквсегда, бесновалась, все зрители, у которых нашлись носовые платки, махали ими,пока быку не отрезали оба уха, потом хвост и, наконец, копыто. Когда-тоотрезали только одно ухо, и это означало, что президент дарит убитого быкаматадору, чтобы тот продал его на мясо, а остальные трофеи, в сущности, лишниеи служат только мерилом одобрения публики. Но этот обычай теперь прочно укоренилсянаряду со множеством других, наносящих вред бою быков.

Антонио поманил к себе Хотча.

– Выходите и сделайте круг вместе с другими, –сказал я. Хотч перепрыгнул через барьер и обошел арену с Хони, Феррером иХуаном, со скромным изяществом выступая позади Антонио. Собственно говоря, этобыло против правил, но Антонио сам позвал его. Дабы не уронить своегодостоинства sobre-saliente, он не бросал обратно в публику шляпы и не подбиралсигары. Мало кто, глядя на него, усомнился бы, что в случае необходимости он,Эль Пекас, с успехом заменил бы матадора. Достаточно было посмотреть на егочестное, открытое лицо и на его осанку. Во всем цирке только один Луис Мигельзаметил, что у Хотча нет косички. Если бы он вышел против быка, отсутствиекосички заметили бы разве что в самом начале боя. И то подумали бы, что онлишился ее, когда впервые был поднят на рога.

Мы с Биллом Дэвисом зашли в тесный номер гостиницы, гдеАнтонио и Хотч переодевались. Антонио был весь в крови. Мигелильо стягивал снего узкие штаны, длинная льняная рубаха, насквозь пропитанная кровью, прилиплак животу и ляжкам. Он и Хотч по очереди брали воду из кувшина на умывальнике ипод душем, откуда она еле-еле капала.

– Присмотрелись, как надо убивать, Пекас? –спросил Антонио.

– Пустячное дело, Пекас, – ответил Хотч. –Могу показать вам хоть сейчас.

– Вы просто великолепны, Антонио, – сказал АнтониоХотчу.

– Вы сами великолепны, Пекас, – сказалХотч. – Откуда на вас столько крови?

– Вам нравится бой быков? – спросил Антонио Хотча. –Вам нравится быть матадором Антонио?

– Это мое призвание, – ответил Хотч. – У менянет иного выбора. Все, что я хочу, – это быть великим матадором.

– На вид вы уже – великий матадор. Очень достаетсярубашкам, Папа, – сказал Антонио, повернувшись ко мне. Мигелильо замачивалрубашку холодной водой в умывальном тазу, прежде чем сунуть ее в корзину сношеным бельем. Я отдал ему пару спортивных туфель, которые мы привезли изБайонны. Антонио принесли бутылку пива и маленький сандвич с ветчиной.

– Спроси его, как это случилось, что он занялся боембыков и увлекает ли его это занятие, – сказал мне Антонио.

– Это вышло как-то само собой, – ответилХотч. – Да, меня это увлекает.

– Какие вам еще матадоры нравятся?

– Все, – ответил Хотч. – Они все мненравятся.

– Пошлите за фотографом, – сказал Антонио. –Нельзя упускать такой случай.

Он намеревался пообедать в Мадриде, а оттуда вечером выехатьв Бильбао, где ему предстояло выступить на следующий день.

Мы условились встретиться в Бильбао, в отеле «Карлтон». Намбыло нужно кое-что доделать в новой машине и выполнить все формальности вавтомобильном клубе. Антонио заявил, что нисколько не устал. Он чувствует себяпревосходно, с удовольствием поспит в машине и предвкушает завтрашний день.Быки ожидаются крупные, рога не будут не подпилены, не оструганы – по всемубыло видно, что он ничуть не сомневается в успехе. Весь год он находился вблестящей форме и теперь, достигнув вершины, был полон непоколебимой веры всвои силы и в свое бессмертие. Ему хотелось именно сейчас выступить в Бильбао,где самая требовательная во всей Испании публика, где самые крупные быки и гдезрители так строги и придирчивы, что их суждение о поединке между двумяматадорами исключит какие-либо разговоры о трюках или махинациях с рогами. Есливыступит и Луис Мигель – отлично. Но это опасная затея.

Будь антрепренером Луиса Мигеля по-прежнему его отец –человек умный, рассудительный, понимающий, на чьей стороне преимущество, –а не милейшие братья Мигеля, которые получали десять процентов и от него и отАнтонио с каждой корриды, где они выступали вдвоем, он бы никогда не поехал вБильбао навстречу катастрофе.

Два дня в Бильбао с утра шел дождь, но к началу корридыпрояснилось. Арена там хорошо впитывает влагу; те, что ее строили, учитывалиособенности местного климата и знали, какой песок брать. Даже на этот раз подногами было сыро, но не скользко, хотя еще в полдень казалось, что корридупридется отменить из-за дождя. Потом выглянуло солнце, но по небу все времятянулись тучи, и парило так, что трудно было дышать.