Второй бык Луиса Мигеля был крупный и очень сильный. Первымже ударом рогов он опрокинул лошадь, и пикадоры старались вовсю, чтобы ослабитьего и умерить его воинственный пыл. Они так отделали его, что пришлосьограничиться одной парой бандерилий.

Луис Мигель попытался проделать хорошую фаэну с еле живымбыком. Он показал несколько отличных пассов, но не все подряд удалось ему.Эффектнее всего было, когда он обводил быка вокруг себя, чуть ли не прислоняяськ нему. Когда же он, держа мулету в левой руке, попытался сделать настоящуюнатурале, которую он так виртуозно исполнял в Малаге, бык едва не всадил в негорога.

– Это почему? – спросил Хотч.

– Он не сумел удержать его мулетой. Сбился с темпа.

– Это я когда-нибудь после выучу, – сказалХотч. – Что еще за темп?

– Скорость, с какой двигается бык. Мулету нужнопередвигать чуточку быстрей.

– Понятно, – сказал Хотч. – А теперь у негохорошо выходит.

Луис Мигель отлично закончил фаэну и вонзил шпагу до самогоэфеса, потом одним ударом дескабельо поразил спинной мозг. Его наградили ухом.Он обошел арену, держа свой трофей в руках, потом вышел на середину ипоклонился публике. Часть зрителей была недовольна и не скрывала этого.

– Антонио достался хороший бык, – сказал я Хотчу.В центре арены Антонио уже показывал свое несравненное мастерство. Бык кидалсястремительно и прямо, и плащ, который Антонио держал кончиками пальцев, взлетали надувался с абсолютной точностью в нескольких миллиметрах от нацеленногорога.

– С этим быком он поработает в своеудовольствие, – сказал я, – если его не испортят. Сейчас он имскажет, чтобы не усердствовали. Слушайте.

Антонио очень берег быка во время работы пикадоров ибандерильеро. Фаэну он начал с четырех пассов, и пока бык в четвертый раз непрошел под мулетой у самой его груди, Антонио стоял, сдвинув ноги, прямой инеподвижный, словно изваянье. Заиграла музыка, и Антонио стал медленно обводитьбыка вокруг себя, заставляя его делать повороты, – сначала в четвертькруга, потом в полкруга и, наконец, в полный круг.

– Это невозможно, – сказал Хотч.

– Он может в полтора круга.

– И мячи он может ловить в обе руки, прыгая вводу, – сказал Хотч. – Луису Мигелю далеко до него.

– Мигель постоит за себя, когда у него ногазаживет, – сказал я и подумал: хорошо бы.

– Все-таки ему сейчас не сладко, – сказалХотч. – Посмотрите на него.

– Уж очень бык хорош, – сказал я.

– Не только это, – сказал Хотч. – То, чтоделает Антонио, просто сверхъестественно. Этого ни один человек не может, даеще постоянно, каждый раз. Вы посмотрите на Луиса Мигеля.

Я посмотрел – лицо у него было словно застывшее, оченьгрустное и взволнованное.

– Провидит будущее, – сказал Хотч.

Антонио закончил фаэну, поставил быка против себя, глубоковтянул воздух, нацелился и нагнулся над рогами, опустив мулету так низко, чтоона волочилась по песку. Он вонзил шпагу, она вошла до отказа, и бык упалмертвым. Антонио вручили оба уха и хвост. Когда он, обходя арену, прошел мимонас, он улыбнулся мне, а на Хотча даже не взглянул, делая вид, что не замечаетего. Я подошел к Антонио.

– Скажи Пекасу, что он великолепен. – Последнееслово он сказал по-английски. – Ты уже объяснил ему, как действоватьшпагой?

– Нет еще.

– Пойди объясни.

Когда я вернулся к Хотчу, на арену выпускали быка ЛуисаМигеля. Это был самый низкорослый.

– Что Антонио сказал?

– Он сказал, что вы великолепны.

– Это ясно, – сказал Хотч. – А еще что?

– Чтобы я объяснил вам, как действовать шпагой.

– Не мешало бы это знать. Вы думаете, очередь до менядойдет?

– Думаю, что нет, разве что вы пожелаете убить за свойсчет запасного быка.

– А сколько это стоит?

– Сорок тысяч песет.

– А примут чек на мой «Клуб гастрономов»?

– В Сьюдад-Реале – нет.

– Тогда, пожалуй, не выйдет, – сказал Хотч. –Я никогда не ношу с собой больше двадцати долларов наличными. Привычка,приобретенная на побережье.

– Я могу одолжить вам деньги.

– Не стоит, Папа. Я выступлю, только чтобы заменитьАнтонио, если нужно будет.

Луис Мигель и его бык стояли в нескольких шагах от нас. Обаони очень старались, но ни тот, ни другой, после работы Антонио, не моглирассчитывать на большее, чем одобрение личных друзей, а у быка здесь личныхдрузей не было. Он показывал, как должен вести себя хороший бык из Саламанки,отвечающий всем ходовым стандартам моды, а Мигель показывал, как он и Манолето,бывало, очаровывали зрителей ходовыми приемами, пока один из миурских быков невытянул шею чуть подальше и не покончил с Манолето. Но быка это скоро утомило,и на смену его боевому пылу пришли усталость и отчаянье. Язык у него высунулся.Он выполнил все, что обещал, и как дара ждал быстрейшего конца. Но Луис Мигельвыжал из него еще четыре поворота в стиле Манолето, прежде чем поставил егопротив себя. Он нанес удар неуверенно, волоча ногу. Шпага, наткнувшись накость, выскочила у него из рук. Он собрался с силами, неплохо вонзил шпагу, ибык рухнул – не столько оттого, что в него вошел стальной клинок, чего раньшеникогда не бывало, сколько оттого, что устал и отчаялся. Он сделал все, к чемуего готовили, но ожиданий не оправдал.

– Луис Мигель сегодня не в форме, – сказалХотч. – А как хорош он был в Малаге.

– Ему не следовало выступать, – сказал я. –Но он не хочет сдаваться. Он едва не погиб в Валенсии. И в Малаге. А сегодняэтот огромный бык чуть было не забодал его. Он что-то чует.

– Что же он чует?

– Свою смерть, – сказал я. Это можно было сказатьпо-английски, если понизить голос. – Антонио носит ее с собой в кармане.

– В этих штанах нет карманов, – сказал Хотч.

– В куртке есть карман. Вон там, где торчит что-то,похожее на носовой платок.

– А своим компаньоном вы довольны сегодня? –спросил Хотч.