— Стражи-шмажи, — шутливо произнес Кингсли, небрежноотмахнувшись от возражения. — Ни о чем они не узнают. Или вы до сих пор верите,что они способны читать ваши мысли? — поддразнил он девушек.

— Шутник! Поговорим попозже, — заявила Мими и двинуласьпрочь.

— Мне тоже надо идти, — нервно произнесла Блисс.

— Подожди.

Блисс приподняла бровь.

— Ты меня избегаешь, — напрямик, без обиняков заявил Кингсли.

Это не было обвинением — просто констатация факта. Онпереложил под другую руку книгу, и Блисс мимоходом взглянула на нее. Книга небыла похожа на учебник. Она скорее походила на старинные книги, выдаваемыетолько в читальном зале в Хранилище, которые Оливер брал, когда они выясняли,что такое Кроатан.

— О чем ты? Мы с тобой первый раз встретились.

— Ты что, уже забыла? — спросил Кингсли.

— Что забыла?

Кингсли оглядел девушку с ног до головы, от новых балеток«Хлое» до мелированных волос.

— Мне нравится то твое зеленое платье. И ожерелье тоже,конечно же. Отличное дополнение. Но пожалуй, ты мне больше нравишься промокшейдо нитки. Беспомощной.

— Так это ты был тот парень в парке! — ахнула Блисс.

Значит, ее спас Кингсли, не Дилан. Кингсли? Но как? Означаетли это, с болью в сердце подумала девушка, что Дилан действительно мертв?

— Из тебя получилась прелестная Леди озера, — сказалКингсли.

Мысли Блисс лихорадочно заметались. Так значит, на вечеринкепосле бала она танцевала с Кингсли. Это он был тем парнем в маске Пьеро.

— Что сталось с Диланом? — прошептала Блисс, и в сердце еезакрался страх.

Она была так уверена, что Дилан жив! Но если это не он спасее из озера и не он танцевал с ней на вечеринке... значит, следует посмотретьправде в глаза. Она цепляется за грезы. Он ушел навеки и более не вернется.

— Кто такой Дилан?

— Не важно, — отозвалась Блисс, пытаясь приспособиться кэтой новой реальности и осознать новые сведения. — А тогда что ты имел в видуна вечеринке, когда сказал, что не мог уйти надолго. Мы... мы знакомы? —спросила девушка.

Кингсли на миг сделался серьезен.

— А! Извини. Вы здесь несколько тормозите? Ты еще не узналаменя? Мне правда очень жаль. Я думал, ты меня узнала, когда мы танцевали. Но яошибался.

— Кто ты? — спросила Блисс.

Кингсли склонился к уху девушки и, касаясь его губами,прошептал:

— Я такой же, как ты.

Раздался последний звонок. Кингсли повел бровями иулыбнулся.

— До встречи, Блисс.

Блисс тяжело оперлась о стену; у нее дрожали колени, асердце бешено колотилось в груди. Он стоял так близко к ней, что девушка до сихпор чувствовала его дыхание на своей щеке. Кто же он на самом деле? Что он имелв виду? И узнает ли она хоть когда-нибудь, что же на самом деле произошло сДиланом?

В пятницу утром Шайлер спустилась к завтраку и сразу жеосознала, что в гостиной что-то изменилось. В ней стало светло. Комната былазалита солнцем, просто-таки купалась в нем. С мебели исчезли чехлы, а потокисолнечного света, врывающиеся сквозь окна, слепили глаза.

Посреди комнаты стоял Лоуренс ван Ален и рассматривалстаринный портрет, висящий над камином. В коридоре громоздились старомодныечемоданы и большой потрепанный дорожный сундучок «Луи Вуиттон».

Рядом с Лоуренсом стояли Хэтти с Юлиусом, заламывая руки.Хэтти первой заметила Шайлер.

— Мисс Шайлер! Я не смогла его остановить — у него был ключ!Он сказал, что этот дом принадлежит ему, принялся открывать шторы и потребовал,чтобы мы поснимали чехлы с мебели. Он сказал, что он — ваш дедушка. Но миссисКорделия была вдовой, сколько я ее знала.

— Все в порядке, Хэтти. Ничего страшного. Юлиус, я со всемразберусь, — сказала Шайлер, успокаивая прислугу.

Горничная и шофер с сомнением посмотрели на самозванца, новсе же вняли словам хозяйки и, извинившись, покинули гостиную.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Шайлер. — Я думала, тынамерен держаться в стороне.

Она пыталась рассердиться, но не удавалось: ее переполнялорадостное возбуждение. Дедушка приехал! Неужто он передумал?

— А что, не видно? — отозвался Лоуренс. — Я вернулся. Твоислова глубоко уязвили меня, Шайлер. Я не смог жить спокойно, понимая, кактрусливо себя вел. Прости. С тех пор как мы с Корделией заключили тосоглашение, прошло много времени. Я не ожидал, что кто-то явится искать меня.

Он подошел к венецианскому окну, выходящему на замерзшийГудзон. Шайлер и забыла, что из их гостиной открывается такой чарующий вид.Корделия много лет держала шторы закрытыми.

— Я не мог допустить, чтобы ты вернулась к своей прежнейжизни в одиночестве. Довольно я пробыл в изгнании. Пора Нью-Йорку вспомнитьсилу и славу семейства ван Ален. И я собираюсь растить тебя. В конце концов, тымоя внучка.

В ответ Шайлер крепко обняла деда и уткнулась лицом ему вгрудь.

— Корделия была совершенно права насчет тебя. Я знала, чтоона окажется права.

Но прежде чем она успела сказать что-либо еще, громкозазвенел дверной звонок, как будто кто-то в нетерпении жал на него.

Шайлер посмотрела на дедушку.

— Ты кого-то ждешь?

— На данный момент — нет. Андерсон присоединится ко мне нанеделе, после того как запрет мои дома в Венеции. — Лоуренс помрачнел. —Похоже, мое возвращение в Нью-Йорк оказалось не настолько тайным, как янадеялся.

Хэтти подошла было к двери спросить, кто там, но Лоуренсвзмахом руки велел ей отойти.

— Я сам разберусь, — сказал он и отворил дверь.

На пороге стояли Чарльз Форс и с ним несколько стражей изКомитета, угрюмые и решительные.

— А, Лоуренс, — улыбнулся одними губами Чарльз. — Ты сноваудостоил нас своим присутствием.

Лоуренс кивнул с ответной улыбкой.

— Можно нам войти?

— Да, пожалуйста, — любезно отозвался Лоуренс. — Шайлер,полагаю, ты всех тут знаешь? Чарльз, Присцилла, Форсайт, Эдмунд — это моявнучка Шайлер.

— Э-э... здрасьте, — произнесла Шайлер, пытаясь понять, отчегодедушка ведет себя так, словно стражи просто по-дружески завернули в гости.

Пришедшие не обратили на Шайлер никакого внимания.

— Лоуренс, мне очень жаль, — мягким, сладкозвучным голосомпроизнесла Присцилла. — Я оказалась в меньшинстве.

— Ничего страшного, дорогая. Не могу не сказать, как я радвидеть тебя в добром здравии. С Ньюпорта прошло много времени.