– Совершенно, – сказал Мазур.

– Орденом вы не особенно довольны, а? Несмотря на то, что он– высший? Ну, признайтесь.

Тщательно подыскивая в уме наиболее дипломатические обороты,Мазур ответил:

– Не могу не признать, господин президент, что в некоторыхотношениях так и обстоит, поскольку у меня...

– Да бросьте вы эти дурацкие церемонии! – жизнерадостнорявкнул президент, хлопнув его по колену. – Неужели вы еще не поняли, чтосо мной можно з а п р о с т о? Ну, относительно запросто, я как-никак лидер ивсе такое прочее... Однако можете держаться не так скованно. Бьюсь об заклад,вы думаете что-то вроде: а на черта мне эта бляха, толку-то от нее... Правда?Так вот, я вам сейчас подниму настроение...

Он встал, прошел к столу и достал что-то из ящика,приговаривая:

– Сейчас вы у меня повеселеете, голубчик мой, сто противодного ставлю...

Раскрыл книжечку, аккуратно вырвал из нее листок и протянулМазуру. Тот взял чек, но от некоторой растерянности не мог сразу определитьсумму.

– Двести тысяч долларов! – ликующе возвестил президент,вновь плюхнувшись в кресло. – Чек на солидный европейский банк, черезкоторый мы ведем дела, чек, могу заверить, полностью обеспечен... Ну, поднялосьнастроение? А вы думали, я отделаюсь красивой бляхой за все то, что вы для менясделали? Ага, расцвели моментально...

– Не знаю, как вас и благодарить, господин президент, –сказал Мазур в некоторой растерянности, – право же, нет слов. Вы и непредставляете, сколько раз мне прикалывали всевозможные знаки отличия, но ни укого из этих господ и мысли не возникало дать деньгами...

– Потому что были дураками, – веско сказалпрезидент. – А я вот прекрасно понимаю, что взрослый, солидный человек однимпочетом сыт не будет. Нужно же учитывать и грубую прозу жизни... Сумма васустраивает?

– Абсолютно, – сказал Мазур. – Еще раз позвольтевас поблагодарить...

– Не стоит. Вы прекрасно поработали... и, чует мое сердце,окажете еще немало услуг республике. Человеку легче и приятнее работать, когдаон видит, что кладет силы не за абстрактные регалии, абстрактный почет, аполучит вполне материальное вознаграждение... Давайте выпьем. Ваше здоровье!Нет-нет, не коситесь украдкой на дверь, я вовсе не стараюсь от вас отделаться.Дела подождут. Неотложных пока что не наблюдается. И мне хотелось бы с вамипосоветоваться, поговорить откровенно. Именно так, не удивляйтесь. Вы – человекпосторонний, собственно, ничем особенным мне не обязанный, а значит, можетебыть объективным и откровенным. Приближенные, увы, даже умные, чересчур от менязависят, с ними нельзя говорить откровенно... А от вас я жду в первую очередьоткровенности.

– Постараюсь... – произнес Мазур осторожно.

– Вы здесь бывали в незабвенные времена фельдмаршала Олонго.Вы его хорошо знали?

– Не могу похвастаться близким знакомством. Я в те временаносил не особенно высокие чины...

– Но все равно, знали обстановку и людей?

– Да, конечно.

Президент вкрадчиво поинтересовался:

– Как по-вашему, в чем были слабые стороны Олонго? Он был, вобщем, неглуп и решителен, и все же... Что, по-вашему, его, в конце концов, исгубило?

Старательно подумав, взвешивая слова, Мазур сказал:

– По-моему, он с определенного момента в некоторые вещи поверилв с е р ь е з. Всерьез стал думать, что он – непогрешим и велик, что без негострана придет в совершеннейший упадок и абсолютно все рухнет, что без него исолнце не взойдет...

– Блестяще! – воскликнул президент. – Вот именно,адмирал! Вы очень точно это охарактеризовали. В полном соответствии с моимисобственными рассуждениями. Олонго перестал критически относиться и кокружающей реальности, и к себе самому. И проиграл все, вплоть до собственнойжизни... Даже сбежать вовремя не успел, бегство категорически не сочеталось собразом великого, непогрешимого вождя... Ну, я тогда был в Европе, а вот вылучше меня знаете...

– Еще бы, – горько усмехнулся Мазур, – я тогда еленоги унес из города, слишком внезапно все обрушилось...

– Для в а с. Но не для Олонго. Уж он-то обязан былпредвидеть... – президент наклонился к нему, понизил голос: – Вы знаете,адмирал, в отличие от Олонго я трезво оцениваю свои силы. То, о чем мы будемговорить, конечно же – секрет. Признаюсь вам по совести, я не вижу для себя п ер с п е к т и в. Я, конечно, не был никогда ни идеалистом, ни романтиком... но,заняв свое нынешнее кресло, я, признаюсь, всерьез верил, что сумею переломитьситуацию. Оказалось, ничего нельзя сделать. Дело не во мне. Я, по-моему, несамый лучший, но и не самый худший лидер нации. Этакая средняя норма. И тем неменее... Как я ни старался, страна не смогла вырваться из этого порочного,заколдованного круга. Добрых тридцать лет продолжается одно и то же: в лесахсменяют друг друга разнообразные «фронты» и «движения», в столице заходится вистерике парламентская оппозиция, а честолюбивые генералы – и даже майоры, чтобим пусто было! – всерьез задумываются о перевороте, считая, что они намоем месте смотрелись бы нисколечко не хуже... И, признаюсь под глубочайшим секретом,они в чем-то правы. Я, в конце концов, никакой не в е л и к и й. Они толькоодного не понимают, придурки: что очень быстро столкнутся с тем же клубкомтягостных проблем. Что еще, быть может, тридцать лет по джунглям будут носитьсяпартизаны с автоматами и взрывчаткой, на дорогах будут греметь взрывы, впарламенте – драть глотку оппозиция. А прибавьте к этому еще нешуточныепроблемы в отношениях меж племенами, коррупцию, интересы самых разныхфинансовых и промышленных европейских групп, которые сталкиваются как раз нанашей грешной земле... Вы еще не поняли, куда я клоню?

Мазур помотал головой.

– Деликатный вы человек... – усмехнулся Кавулу. –Так вот, адмирал, как бы вы поступили на моем месте? Прекрасно видя, что ничегоне получается исправить р е ш и т е л ь н ы м образом? Понимая, что неискорените все проблемы или хотя бы половину? Видя, что ваше пребывание в самомвысоком кресле попросту бессмысленно? Только, я вас умоляю, без дипломатии!Неужели вы еще не поняли, что со мной можно говорить откровенно? И мне нужны недежурные комплименты?

– Ну, не знаю...

– Врете! – решительно сказал президент. –Прекрасно знаете. Вы же умный человек. Повторяю, я не прошу совета. Я простоспрашиваю, что в ы сделали бы на моем месте, прекрасно осознавая ситуацию? Закусилибы удила, как покойный Олонго? Или придумали бы что-нибудь другое?

Он смотрел напряженно и серьезно, с явственным волнением, иМазур решился:

– Ну, если говорить обо м н е... Я бы плюнул на все ирешительно у ш е л бы.

– Ага! Купили бы домик в предместье столицы и велиблагонравную, скучную жизнь отставника?

– Не совсем, – сказал Мазур. – Проститевеликодушно, но Ньянгатала не принадлежит к числу тех мест, где лидеры, дажедобровольно ушедшие с поста, смогли бы м и р н о жить в предместье или в деревенскойглуши. Рано или поздно кто-то из н о в ы х попытался бы меня д о с т а т ь. Толи из мстительности, то ли предосторожности ради – вдруг передумаю и вернусь вбольшую политику? – то ли из желания найти козла отпущения, на которогоможно многое свалить...