* * *

Отсчитав нужный дом, Генгецу зашёл на порог и отбил кодовый ритм. Мгновение ничего не происходило, но вот покатая дверь из грубой древесины со скрипом отворилась, и на пороге появился весьма колоритный персонаж.

Тот факт что это был Кагуя Второй Мизукаге понял мгновенно. Длинные рога и отметины на загорелом лице оставляли мало свободы для фантазии.

Он был высок, черноволос. Карие глаза смотрели недобро, с подозрением, а руки, каждую из которых венчали длинные и острые даже на вид когти, то и дело сжимались незнакомцем в кулаки.

— Вас ожидают, — вместо приветствия пробасил черноволосый.

Не став размениваться на любезности Генгецу молча кивнул, проходя за порог, но тут же застыл на месте, когда мускулистая когтистая лапа перегородила дорогу идущему в след за ним Фугуки.

— Только он. Остальным велено ждать снаружи.

— И кем же, интересно? Я никакого приказа не получал, — в тон черноволосому Кагуе, откликнулся Мечник, положив ладонь на рукоять Самехады, до поры скрытого за ворохом бинтов.

— Теперь получил. Проваливай.

— А ты дерзкий ублюдок. Тем интереснее будет смотреть, как ты будешь ползать в грязи, когда я оторву тебе руки и ноги.

— А силёнок то хватит? — нарочито небрежно переспросил Кагуя, как бы между делом обнажая несколько рядов острых как бритва клыков, — Я слышал от Изаму, что в прошлый раз ты драпал от него сверкая пятками. Откуда теперь столько смелости а, молокосос?

— За эти слова я вскро…

— Уголёк!!! — радостный возглас мгновенно разрушил всё нарастающее напряжение, пока невысокая фигурка аловолосой бестии резво протиснулась меж двух мужчин прямо к своей цели, — Ты всё же не забыл про наше свидание! Я так рада! Правда цветы ты так и не принёс, бака!!! Впрочем не суть важно, всё равно деть их здесь было бы некуда! Ну ты чего⁈ Неужто не рад меня видеть⁈

— Уймись, женщина! — почти взвыл черноволосый, отчаянно стараясь отцепить от себя юркую куноичи.

Генгецу смотрел на это с невозмутимым спокойствием. К выходкам Амеюри он давно уже привык, а раз Кагуя не стал атаковать сразу, то значит имеет весьма недвусмысленный приказ на этот счёт, а потому подчинённой ничего не угрожало. Пока что, по крайней мере.

Меж тем разворачивающийся театр абсурда оборвал гулкий бас, донёсшийся откуда-то из глубин дома:

— Сэдэо! Пусти их всех уже наконец! А то я так до ночи тут проторчу в одиночку, как последний идиот!

— Х-хай, Владыка, — пристыженно повесив голову, черноволосый Кагуя посторонился, пропуская их внутрь, при этом явно вздрогнув в моменте когда Ринго нарочито близко подобралась к нему.

Занимательный факт явно куда более близкого знакомства одного из своих лучших, а главное доверенных бойцов, с ближником Главы Демонов Проклятого Перевала Генгецу безусловно хорошенько обдумает, но позже. Сейчас это едва ли имело значение.

Быстро миновав почти пустую прихожую, шиноби Тумана оказались в небольшой комнате, почти всё пространство которой занимал грубо сколоченный стол, во главе которого восседал виновник и организатор этой безумной во всех отношениях встречи.

— Приветствую Третьего Хокаге Конохагакуре но Сато.

— Приветствую Второго Мизукаге Киригакурэ но Сато. Раз с церемониями покончено, предлагаю перейти к делу.

— Полностью с вами согласен. В конце концов — быстрее начнём, быстрее закончим и разойдёмся каждый своей дорогой.

— Тогда приступим.

Глава 77

Крохотная рыбацкая деревушка, навечно застывшая меж голых скал побережья Страны Лапши и неспокойных вод пролива Цугару, где вот уже многие тысячи лет вели борьбу Океан Канаши и Море Канзоку, неожиданно для всего мира стала местом, где вершились судьбы держав. Одинокая покошенная хижина дала кров и прибежище двум монстрам, что уже вошли в историю как самые ужасающие порождения своих эпох.

Смотря на того кто по праву мог называть себя Легендой, Генгецу испытывал странную смесь уважения, зависти и… сострадания?

Не уважать Величайшего Из Кагуя было нельзя. Бесспорно его могли ненавидеть, могли испытывать к нему отвращение и изнемогать от ярости, но уважение к этому реликту Войн Кланов проявляли все, в той или иной мере. Просто потому что невозможно было не признавать того, кто умудрился прожить столь долгий срок под этим Небом, преодолеть все невзгоды, поучаствовать в сотнях битв и Двух Мировых Войнах! Ведь если взглянуть правде в глаза, шиноби жили мало, слишком мало на взгляд самого Генгецу. Во многом из-за этого такие как Кагуя — долгожители, были столь почитаемы. Ведь — смогли они, сможем и мы! Наивные надежды вперемешку со слепыми мечтами, но… Он понимал почему шиноби порой так отчаянно хотелось верить, что когда-нибудь и они станут такими… легендами. Пусть с маленькой буквы, пусть лишь среди своих, но всё же…

Отогнав прочь незваную меланхолию, Хозуки постарался ухватить всё стремительнее ускользающую мысль.

Да, Кагую уважали, и завидовали — куда без этого. В конце концов, было на что положить взгляд. Могущественная родословная, сильный Клан, высокое положение и ужасающая мощь, помноженная на столь же непомерный опыт. Было от чего скрипеть зубами, и исходить на желчь от чёрной зависти. И это при том что и самому Генгецу могли позавидовать многие. И завидовали! Но древняя мудрость вновь оказалась права — на чужом поле трава всё равно кажется зеленее.

Вот и получается: уважение и зависть. Весьма заурядные проявления высоких и низменных человеческих порывов по отношению к тому, кто забрался выше тебя. Так как же там нашлось место состраданию? Генгецу сам не до конца понимал это. Просто смотря сейчас на вольготно развалившегося на против него аловолосого громилу, с нахальной улыбкой матёрого головореза и глубокими зелёными глазами седого старца, он вдруг представил какого это — тянуть на себе поколение за поколением. Служить символом, опорой, нерушимой и непоколебимой твердыней для всех вокруг. И так год за годом, десятилетие за десятилетием, не зная продыху, не ведая конца… Печальная участь, как не посмотри. Уж ему то, всего за неполные два десятилетия сполна хлебнувшему все «радости» правления, это кристально ясно, а какого приходилось Кагуе все эти годы даже вообразить было страшно.

Размышляя о двойственности любого успеха, Генгецу сам не заметил, как молчание, опустившееся на лачугу едва оба Каге заняли свои места за крохотным, потрескавшимся от времени и разбухшим от влаги столом, превратилось из неуютного в давящее. Никто не спешил первым начать беседу, при том что и на обычные попытки давления и желание выявить слабину своего оппонента это не было похоже. Кагуя явно не пытался вынудить его первым взять слово, тем самым показав свою слабость, но всё равно молчал. Словно… тут губы Генгецу против воли исказились в едва заметной улыбке… словно бы