контрастировал иссиня-черный цвет их прекрасных волос, которые, заплетенные во много косичек, ниспадали на их плечи. В косички были вплетены либо жемчужины, либо ленты. Эти женщины великолепно подходили для того, чтобы представлять собой грации[53].

Находясь здесь, я убедилась в справедливости мысли, которая часто приходила мне в голову: если бы существовал обычай или мода ходить обнаженными, то лицо, скорее всего, оставалось бы незамеченным. Я заметила, что леди, обладавшие тончайшей кожей и наиболее изящными формами, пользовались наибольшей долей моего восхищения, несмотря на то что их лица были иногда не такими красивыми, как у их товарок. Говоря по правде, я даже пала настолько низко, что про себя начала очень сожалеть о том, что мистер Джервас – я имею в виду Чарльза Джерваса (1675–1739), художника-портретиста, переводчика «Дон Кихота» и друга Попа[54] – не мог превратиться в невидимку и присутствовать там. Возьму на себя смелость предположить, что вид столь многих красивых женщин, совершенно нагих и в разнообразных позах (одни заняты разговором, другие моются, третьи пьют кофе или шербет, а четвертые разлеглись на подушках, в то время как их невольницы, хорошенькие девушки лет семнадцати-восемнадцати, заплетают им косы), наверняка повлиял бы на его искусство. Короче говоря, это женская кофейня, где обмениваются последними городскими новостями, изобретают сплетни, злословят и т. д. Этому развлечению они предавались, как правило, еженедельно и оставались там не менее четырех или пяти часов и не простужались, когда выходили сразу же из горячей бани в холодное помещение, что меня очень удивило. Леди, которая, судя по всему, пользовалась среди них наибольшим уважением, упрашивала меня сесть рядом с ней и уже принялась раздевать меня, чтобы я помылась. Я с трудом убедила ее, что я не испытываю нужды в подобных услугах. Однако все они с таким пылом стали уговаривать меня, что мне пришлось расстегнуть мою рубашку и показать им свой корсет. Это их успокоило. Я увидела, что они поверили, что я наглухо застегнута в этом устройстве и не в моих силах его открыть, каковую хитрость они приписали моему мужу».

Будучи не только светской, но и очень прогрессивной женщиной, леди Мэри опередила свое время как по общему уровню культурного развития, так и в смысле житейской практики, и потому данный случай немало ее позабавил. Она опять ссылается на него, описывая другой эпизод.

«Одним из лучших проявлений гостеприимства в Турции считается приглашение посетить хозяйскую баню, и когда меня представили, хозяйка дома подошла ко мне и принялась раздевать меня, что также считается знаком почтения, оказываемого чужеземцам. После того как она сняла с меня платье и увидела мой корсет, на ее лице отразилось немалое изумление. Она тут же воскликнула, обращаясь к другим женщинам, присутствовавшим в бане: «Идите сюда и посмотрите, как жестоко обращаются с английскими леди их мужья. По сравнению с этим вы можете похвастаться тем, что пользуетесь куда большими свободами, ведь вас не запирают в ящик!»

Далее леди Мэри рассказывает о критическом отношении турецких женщин к европейской одежде. «Знатные дамы Константинополя имели обыкновение сильно удивляться, видя, что я всегда хожу с открытой грудью. Сколько я ни пыталась им втолковать, что в моей стране так делают все женщины, и сколько доводов ни приводила в пользу этого обычая, все было тщетно. Они никак не могли примириться с таким неприличием. Для них обнаженная грудь считалась нарушением общественной морали, и одна турчанка, после того как я исчерпала все доводы в защиту этой моды, сказала: «О, моя султанша, тебе никогда не удастся защитить обычаи твоей страны, несмотря на весь твой ум. Но я вижу, что ты все равно будешь стоять на своем, поэтому не буду больше об этом разговаривать!»

Наконец леди Мэри, не желая больше возбуждать всеобщее недовольство своей обнаженной грудью, сшила себе турецкое платье, которое она описывает следующим образом:

«Первой деталью моей одежды являются шаровары, такие широкие и длинные, что достают до туфель и скрывают ноги более скромно и надежно, чем нижние юбки. Они сшиты из тонкого розового шелка, расшитого серебряными узорами в виде цветов. Мои туфли сделаны из белой телячьей кожи, украшенной золотым рисунком. Сверху на все это одевается халат из красивого ажурного белого шелка, по краям отделанного вышивкой. Широкие рукава этого халата такой длины, что рука наполовину не доходит до конца. На шее халат застегивается на алмазную пуговицу, однако форма и цвет груди очень хорошо различаются через него. Антери – это жилет из белой и золотой шелковой ткани, который шьется по форме тела, имеет широкую золотую кайму и застегивается на алмазные или перламутровые пуговицы. Он также снабжен очень длинными рукавами, откидывающимися назад. Мой кафтан сшит из той же ткани, что и шаровары. Это платье, в точности повторяющее формы моего тела и доходящее до моих ступней. Его рукава очень длинные, но узкие. Поверх всей этой одежды повязывается пояс шириной примерно в четыре пальца, который те, кто может себе это позволить, украшают алмазами или другими драгоценными камнями. Те же, кому эти расходы не по карману, носят атласные пояса с очень затейливыми узорами, однако спереди пояс закрепляется с помощью алмазной пряжки. Курди – это широкий просторный халат, который надевают смотря по погоде. Его шьют из дорогой парчи (мой курди – зеленого и золотого цвета), и он обычно оторочен мехом либо горностая, либо соболя. Рукава очень короткие, чуть ниже плеча. Головной убор состоит из тюбетейки. Зимняя тюбетейка сделана из красивого тонкого бархата, усыпанного жемчугом или алмазами, а летняя – из легкой блестящей серебристой ткани. Этот головной убор носится набекрень, то есть на одной стороне головы, и слегка сбит вниз. Он снабжен золотой кисточкой, и, кроме того, с каждой стороны, справа и слева, его дополняют алмазные цепочки или носовые платки с искусной вышивкой. Волосы по обе стороны головы укладываются ровно, и здесь дамы могут дать волю своему вкусу. Одни украшают свои головы цветами, другие пером цапли или аиста, то есть поступают так, как заблагорассудится. Однако сейчас здесь в моде большой букет искусственных цветов, изготовленных из драгоценных камней, то есть хризантемы из жемчуга, розы из рубинов различных оттенков, жасмин из алмазов, нарциссы из топазов и т. д. Все эти камни так хорошо обработаны и подобраны, что трудно представить себе что-либо более прекрасное. Волосы заплетены в косы, в которые вплетены нити жемчуга или разноцветные ленты, каковых здесь всегда имеется в большом избытке. Эти косы спадают по спине во всю длину».

Так одевались женщины из гарема состоятельного турка.