Несмотря на то что деньги у нее были, все равно, услышав стоимость завтрака, Лина была обескуражена и едва скрыла свои чувства. Сотрудница отеля, как ей показалось, заметила ее замешательство, и от этого на лице Лины проступил румянец. Ей снова стало мерещиться, что она, как Золушка после двенадцати часов ночи, стоит в рваном платье и с тыквой вместо кареты, а все вокруг брезгливо морщатся.

Она нерешительно вошла в ресторан, замешкалась у входа, не зная, куда идти и что делать. Официант приветствовал ее кивком головы, и она в ответ едва не сделала книксен. Эта нелепость рассмешила ее саму, и Лина слегка расслабилась. Она села за стол, оглядев приборы, и, поймав в зеркале свое отражение, подумала, что выглядит хорошо, и к ней вернулась былая уверенность. Она еще немного помучилась, озадаченная, куда деть руки, устроить на коленях или на столе, но в конце концов сложила их на подлокотниках. Долго ждала, глядя в окно, вспоминала, сколько раз стояла по другую его сторону. Но официант все не подходил к ее столику. Она слушала музыку, любуясь девушкой, перебиравшей пальцами струны арфы. Закинув голову, рассматривала витражный потолок. Оглядевшись, нахмурилась, удивляясь, почему же к ней никто не подходит. И только тогда заметила, что посетители ресторана подходят к столам, на которых расставлены блюда, и сами берут себе то, что захотят.

Лина залилась краской. Она поняла, что к ней никто и не должен был подходить, и снова почувствовала себя неуместной и глупой. Она поднялась, вздрогнув от шума, с которым отодвинула стул, и, уверенная, что все, абсолютно все, кто находится в ресторане, включая арфистку, официантов и даже бронзовую скульптуру в фонтане, насмехаются над ней. Она подошла к столу, и ей мерещилось, что шла она ужасно, привлекая всеобщее внимание неуклюжей походкой и нелепым видом, хотя на ней было красивое платье, да и выглядела она замечательно, несмотря на бессонную ночь в казино.

Лина взяла тарелку, как ей показалось, загрохотав посудой на весь ресторан, и растерялась, глядя на расставленные блюда. Сырные и мясные нарезки, блины с икрой и семгой, омлеты, яйца пашот, сырники, йогурты, творог, каши, ягоды, фрукты, графины со свежевыжатым соком, свежая выпечка, от которой разбегались глаза. Лина положила на тарелку сырники, неловко уронив один на стол, и ей подумалось, что все это заметили. Раскрасневшись, она не решилась взять что-нибудь еще и вернулась к столу, стараясь вести себя как можно естественнее. Поковырявшись вилкой в сырниках, она попыталась съесть кусочек, но выронила его, отправив в рот пустую вилку. И снова ощутила, что все, кто был в ресторане, видели это. Она нехотя доела сырники, которые вставали у нее поперек горла, и чувствовала себя на редкость неуклюжей.

И вдруг увидела за столиком напротив певицу, похожую на Мэрилин Монро. Она словно сошла с рекламной афиши, была эффектна и самоуверенна, а ела так изящно, словно была аристократкой в десятом колене. Певица и Лина встретились взглядами, певица подмигнула, и девушка, глубоко вздохнув, вдруг поняла, что никто не обращает внимания на ее маленькие неловкости, что выглядит она прекрасно и совсем не выделяется среди других посетителей ресторана и что мужчины, жильцы «Метрополя» и официанты, которые скользят по ней взглядами, вовсе не насмехаются над ней.

Она встала и, встряхнув волосами, прошагала к шведскому столу. Взяв тарелку, положила блины, омлет, сыр, бекон, затем взяла вторую, положила выпечку, фрукты и ягоды и с переполненными блюдами вернулась к своему столу. Затем, мурлыкая под нос и подпевая арфистке, отправилась за напитками. Налила себе кофе, чай и стакан апельсинового сока.

– Вам помочь? – спросил официант.

Лина улыбнулась:

– Будьте добры. – И, протянув ему чашки, добавила: – Раз у меня освободилась рука, я возьму еще десерт.

– Моя мама говорит, что я должен искать себе жену с хорошим аппетитом, – доверительно сказал официант.

– Серьезно? – удивилась Лина. – Почему?

– Если женщина любит поесть, значит, в ней полно энергии, значит, она любит любить. Уж простите за тавтологию.

Лина села за стол, официант поставил ее чашки.

– Но если кто-нибудь узнает, что я говорю такое посетительнице нашего ресторана, меня уволят, – хрипло прошептал он.

Лина перекрестила пальцем губы:

– Обещаю, это будет нашим секретом.

Она оглядела свои тарелки и, покачав головой, подумала, что ей будет нелегко все это съесть. Она чувствовала себя расслабленно и уверенно, и ей вновь стало казаться, что на нее смотрят все, гости, официанты, арфистка, позолоченные скульптуры, прохожие за окном… Только теперь все любуются ею.

Сделав глоток апельсинового сока, она обернулась на арфистку, которая закончила играть, и зааплодировала ей. Остальные, подхватив ее аплодисменты, тоже захлопали.

Позавтракав, Лина сделала знак официанту, а когда он подошел к ней, попросила вызвать ей такси.

Но в машине вдруг ощутила себя такой изможденной, что обмякла, будто тряпичная кукла. Оглянувшись на «Метрополь», который остался за поворотом, Лина чувствовала себя так, словно взяла напрокат дорогое платье, в котором красовалась всю ночь, а теперь ей пора было его возвращать. И от этого ей вдруг стало горько и тоскливо. «С мечтами будь осторожнее…» – вспомнила она слова певицы.

На Лину, случалось, накатывало какое-то тупое безразличие и растерянность. Ей казалось, что все, чем она занимается, это гонка за химерой, за мечтой, которой не суждено сбыться. Она пыталась представить свое будущее, но не видела ничего, и только красавец брюнет, делающий ставки в рулетку, появлялся перед ней, стоило ей только закрыть глаза. Подперев щеку рукой, Лина думала о том, что, может, ей нужно быть как все и, чтобы не потратить свою жизнь на нелепые, неисполнимые фантазии, поставить перед собой простые, понятные цели, какие ставят все девушки, приезжающие в Москву. Ей нужно найти москвича, быстро выскочить за него замуж, родить ребенка, а лучше двух, чтобы муж ее не бросил, и жить обычной, благополучной жизнью жены и матери. Может, ей стоит обучиться какому-нибудь ремеслу, окончить полезные курсы или устроиться в офис, пополнив тем самым армию молодых офисных сотрудниц с опустошенным сердцем и зло поджатыми губами. А выскочив замуж, стать мамочкой, которая гуляет в сквере с коляской и думает только о том, хорошо ли поел ребенок и что приготовить на ужин мужу, который поздно вернется со службы.

От этих мыслей Лину аж передернуло. Ну уж нет, лучше прожить в фантазиях и мечтах, чем в скуке.

Лучше любить недоступного мужчину, чем выйти замуж за нелюбимого человека. Лучше ловить журавля в небе, чем готовить на ужин жаркое из синицы.

Если уж падать, то только вверх.

Открыв окно, Лина забралась на подоконник и посмотрела на город, свернувшийся у ее ног. Если бы спешащие по улице прохожие, запрокинув головы, посмотрели наверх, они бы увидели блондинку в шелковом белом халате, сидящую с бокалом белого вина. Но никто не поднимал головы, люди спешили, не обращая внимания ни на девушку в окне, ни на голубое, без единого облачка неба, низко нависавшее над городом. Люди так и живут, спешат, бегут, не поднимая головы, не замечая, что рядом творятся удивительные вещи, и умирают, так и не узнав, сколько чудес ждало их в их собственной судьбе.