– Говори. Никто, кроме нас-с-с, не будет знать.

Я набрала в грудь побольше воздуха:

– Вы все анги! Люди на суше такие же анги, как и вы! На Окатане на самом деле нет и не было никогда отдельно людей и отдельно ангалинов. Были и есть только анги! У вас всех два тела, а превращение – это переход от одного внешнего вида к другому и, по сути, обычный, естественный для вашей расы процесс. Вот… это если коротко…

Отец Макса похлопал глазами, правда недолго, а после спросил:

– А если длинно?

Я уселась на песок и начала рассказывать, и за всё время, пока говорила, он ни разу не перебил меня, не уточнил, не задал ни единого вопроса – просто слушал. Потом мы пошли в моё жилище, и по пути через остров я даже не смотрела по сторонам, настолько погрузилась в размышления. Рекс тоже молчал, ангалинскому правителю было над чем подумать. Я хотела показать, что обнаружила на дискетах, чтобы Рекс сам убедился, однако когда мы вошли, то застали за ноутом Макса. Он тыкал пальцем по боковой панели, перелистывая инструкции по превращению, которые как раз и находились на помеченных красными точками пластинах. Работая батарейкой, мой друг уже неплохо знал, как обращаться со Священной Книгой.

– Ну что, – спросил Рекс резко, – ты доволен?!

– Да! – Макс даже не повернул головы, продолжая бегать по экрану глазами. – Теперь понятно, почему преж-ж-жние попытки с трес-с-ском провалилис-с-сь! Кормить было нельз-з-зя! Как же всё прос-с-сто оказалос-с-сь! Это тут даже крас-с-сными буквами напис-с-сано! Превращ-щ-щаемому мож-ж-жно пить только воду, а любая пищ-щ-ща в первые четыре дня приводит к перерождению в это страш-ш-шное чудовищ-щ-ще!

– Молодец… – Рекс вроде похвалил сына, но сказал это так, словно проклял. – Ты хорошо освоил язык ангов за последнее время…

Макс хмыкнул, продолжая таращиться в экран:

– Кари учила, а я слуш-ш-шал.

И вот тут я заметила, как глаза Рекса начинают стремительно краснеть, и он так заорал на Макса, что я молниеносно шарахнулась за ближайшую витую колонну:

– Во-о-он!!! Я запретил!!! Я запретил читать!!! – точный и хлёсткий удар хвоста чуть не выбросил моего Максика в ближайшее отверстие в стене. – Убирайся!!! И чтобы до утра на глаза не показывалс-c-cя!!!

Макс пулей рванул к выходу, а я дёрнулась за ним (уж больно Рекс был грозен), да только вот тот же самый хвост, что секунду назад ударил друга, вцепился в меня мёртвой хваткой.

– А куда собралась моя богиня? – голос был совершенно спокоен. Как только Макс скрылся из виду, Рекс вздохнул и отпустил меня: – До сих пор с ним нет никакого с-с-сладу, а ведь Макссашарай давно взрослый…

Я уже немного отошла от семейной сцены разборок и сказала:

– Макс никогда не говорил, сколько ему лет, хоть я не раз спрашивала…

Великий Ангалин растянулся на подушках у ящика с дискетами:

– Во-первых, у нас не принято говорить о возрасте. До глубокой старости доживают лишь Рексы да члены Совета, остальным редко так везёт. А во-вторых, моя любимая подруга, мать Макссашарая, моего восьмого сына, погибла в день его совершеннолетия, а сейчас ему почти тридцать…

– Восьмой? Макс восьмой?!

– Да. И с момента его рождения я знал, что он будет другим, не таким, как остальные мои дети… Думаеш-ш-шь, я излишне строг с ним?

Я кивнула.

– Ошибаешьс-с-ся… Он знает, что нарушил мой приказ, да только крики и оплеухи всё равно на него не действуют.

– Макс вас очень любит и уважает…

– Знаю… И я его очень люблю… – Великий Ангалин поднял конец провода с «крокодильчиком» и прицепил к себе: – Показывай, Кари. А я буду этой… как ты говорила?

– Батарейкой, – я усмехнулась и пристроилась рядом.

Глава 12

Заснуть я так и не смогла, но и сидеть за ноутом тоже не было сил. От переизбытка информации гудела голова, а мысли носились туго закрученным вихрем, снова и снова возвращая к сделанным открытиям: «Анги! Всё население Окатана – анги! Один разум – два тела. Можно жить и на суше, и в море. Они как два солнца этого удивительного мира, две разные звезды, но сияющие днём единым диском!»

Бу лежал у входа, а Макс сопел рядом. Взбучка только поначалу зацепила моего чешуйчатого, потом он сказал, что отец, конечно, прав. Он – Рекс и все должны его слушаться, ну кроме меня, возможно. Так что инцидент был исчерпан и Макс успокоился, ведь он всё равно узнал что хотел. Ну а я, чем дольше размышляла, тем в больший ужас приходила.

«Всё, лежать больше не могу!» – я аккуратно выпуталась из хвоста, подсунула к спящему Максу несколько валиков и вышла в тёмный проход, ведущий в лабиринты дворца. С южной стороны обиталища Рекса располагалась некая скальная конструкция в виде высокого трамплина в небо, и было непонятно, природное это образование или искусственное, но взобраться туда хотелось ещё с первого дня пребывания на Больших Дрейфующих островах. И я пошла.

Бумер следовал позади, нарушая тишину ночи мерным царапаньем когтей о камни. Это только во дворце было относительно тихо – внизу жизнь не замирала ни днём, ни ночью. Сверкающие обитатели светлячками носились по проходам, в оконных проёмах мелькало свечение, слышалось протяжное то пение, то гудение, прикашливающий смех, писк малышей и другие различные звуки. Ночь была яркая и очень-очень тёплая, даже жаркая. Довольно долго я взбиралась к вершине этой причудливой архитектурной формы, однако не пожалела о затраченных усилиях. Сверху прекрасное небо, а внизу море – тоже сверкающее фантастическим отражением. Мы с Бу будто бы сидели не на твёрдой опоре, а парили в открытом космическом пространстве, наблюдая, как Октаэн – руины Дома восьми богов – методично двигается к горизонту. Скоро рассвет…

Если бы не Бумер, то появление Рекса я бы не заметила. Он молча улёгся рядом и уставился в сияющее небо. Вот так мы и просидели, пока два светила не показались на востоке. Рекс первым нарушил молчание:

– Ты несколько раз повторила непонятную фразу «ящик Пандоры»…

Я заглянула в большие лимонные глаза:

– Я говорила вслух?

– Очень тихо… Что это значит?

Обхватив колени, я задумчиво всмотрелась в ярко-розовый горизонт:

– Это очень древняя земная легенда… Так звали женщину, созданную одним из богов… Она открыла ящик, или ларец, или сундук, по сути неважно что, и оттуда вылетели все беды и несчастья, а на самом дне осталась лишь надежда… Для вашего мира я стала такой Пандорой, вот только теперь это понимаю… Ведь меня тоже,