Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вновь зазвонил телефон.
— Да?
— Сашу можно?
— Вы ошиблись номером. Здесь нет Саши.
— Извините.
Славик почувствовал голод и подкатил к холодильнику. Там он нашел только кусочек жареного минтая с тушеной капустой. Поужинал. Тем временем уже почти совсем стемнело.
Снова телефон.
— Слушаю.
— Привет, Слав! Это Вера. Ты не отдыхаешь? — серебряным колокольчиком зазвенел в трубке голос лучшей из девчонок, соседки по двору — Верочки.
— Нет-нет, что ты! Еще рано ложиться.
— Можно заскочить к тебе? Я тут достала кое-что.
— Конечно, Верочка. Я всегда тебе рад и благодарен. Заходи скорее, а то совсем с тоски пропадаю. Хоть парой слов перекинемся. Жду.
Славик выехал в прихожую и отпер входную дверь. На него повеяло майской вечерней прохладой. Что же она так долго там?
Верочка была единственным человеком в мире, с кем он мог непринужденно болтать сколько угодно. Она так сочувствовала его положению и старалась не заострять внимания на его болезни. Разговаривала, как с равным, без малейшего намека на снисходительность. Они часто болтали о прочитанном, о будущем, о политике, о летающих тарелках и вообще обо всем на свете. Когда она была рядом, его сердце сладко млело и билось часто-часто. От нее пахло чем-то необыкновенным и этот запах так пьянил Славика, что он готов был забыть всех и все, лишь бы только вдыхать его еще и еще. А какая тоненькая у нее талия! Теперь он понимал, что когда говорили «осиная талия», то это такая, как у Верочки. «Лучистые глаза» — это тоже про Верочку. А голос! А улыбка! Боже, как она хороша! Особенно было сладко на сердце, когда Верочка садилась рядом, и они вместе смотрели в книгу или рассматривали его рисунки. Тогда он вдыхал аромат ее дыхания и хмелел от счастья. Аж в глазах темнело. Он боялся, что в таких случаях может выкинуть что-либо такое, о чем потом будет глубоко сожалеть.
А она ничего не замечала. Просто сидела и задавала вопросы. И он отвечал, как мог, выворачивая перед нею всю свою память, все свои знания, весь свой интеллект. Тогда она говорила:
— Славик, какой же ты умница! Ты так талантлив! У нас в классе ни один мальчишка с тобой не сравнится. И во дворе тоже. Будешь учиться — большим человеком станешь. Вот увидишь.
И тут Славик обязательно вспоминал, что он всего-навсего калека, прикованный к этому креслу. И никем ему не стать, разве что каким-нибудь надомным служащим, которого и всерьез-то никто не воспримет. Разве что из жалости.
В прихожую успели налететь комары и стали жалить Славика в лицо, шею, руки. Отмахиваясь, он вслушивался в вечерние дворовые звуки, пытаясь различить среди них проявления верочкиного присутствия. Но слышались только голоса дворовых старушек, веселый щебет малышей да повелительные окрики их матерей, а также звуки проезжающего транспорта. И тут он услышал частое постукивание каблучков. Да, несомненно, это она! Ее походку он узнает среди тысяч подобных. Вот Верочка сбегает с крылечка. Вот она направилась в сторону его двери. Вот она уже совсем рядом, а вот она и перед ним — веселая, улыбающаяся, тоненькая и стройная, как молодая березка.
— Привет, Слав! Извини, я на минутку. Понимаешь, какое дело! Мне один родственник подарил плеер, когда вернулся из поездки в Штаты, а у меня уже есть, ты знаешь. Так вот, зачем мне два? Я решила подарить его тебе. Возьми, пожалуйста. И пара кассет к нему, и запасной комплект батареек. На, держи.
Славик машинально взял из ее рук разноцветный полиэтиленовый кулек и заглянул внутрь.
— Какая прелесть! Спасибо, Верочка. Но… это дорогая вещь. Я не могу принять его просто так, а купить мы тоже не в состоянии. Нет, пусть остается у тебя.
— Что ты, Славик! Меня мама заругает, если я принесу его от тебя назад. Она тебе вот что еще передала, — Верочка протянула открытку, — пригласи меня, пожалуйста, в квартиру. Там прочитаешь и сам убедишься.
Она вкатила его кресло в комнату, освещенную тусклым светом настольной лампы. Открытка была крупноформатная, красивая, а внутри — написано каллиграфическим почерком:
«Дорогой Славик!
Прими, пожалуйста, от нас с Верой этот скромный подарочек в счет твоего будущего дня рождения. Слушай музыку, изучай английский. Желаем здоровья и успехов.
Лариса Сергеевна, Михаил Николаевич, Вера.»
— Спасибо. Передай маме, что я очень тронут. Но моя мама может вас не понять, я знаю. И тогда мне придется все вернуть. Или она сама это сделает.
— Нет, Славик, ее мы с мамой и папой берем на себя. Лучше скажи, что тебе сделать, чем помочь.
— Да ничего мне не нужно, я уже и поужинал, и посуду помыл. Хотел рисовать, а тут ты позвонила.
— Верочка начала наводить порядок на столе. Одну за другой сложила в стопку разбросанные тетради. Потом принялась за книги.
— Библия. Ты читаешь Библию?
— Как видишь. И очень часто. Обалденная книга.
— Славик, ты веришь в Бога?
Он утвердительно кивнул.
— Я тоже.
С минуту она помолчала, а потом робко заговорила.
— Ты, наверное, знаешь, что в двух кварталах от нас открылся новый храм Иоанна Крестителя? Я там познакомилась с батюшкой, отцом Емельяном. Хочешь, я приглашу его к тебе? Он здесь отслужит службу, а мы с тобой вдвоем помолимся. Он старенький такой, лет семьдесят. Я ему на исповеди обо всех своих грехах рассказала и расплакалась, как маленькая. А он меня ни капельки не корил, а велел молиться и уповать на Божие милосердие.
— Спасибо, Верочка. Не нужно. Я сам молюсь, без священников. И их роли в этом процессе не понимаю.
— Как это, не понимаешь? А кто же будет службу служить?
— А зачем она нужна в принципе? Что толку от нее? Театрализованное представление — и все тут. Это раньше, когда люди были в основном неграмотные, священники помогали им усвоить Слово Божие, разобраться в нем. А сейчас священники абсолютно ни к чему.
— Но если ты в самом деле верующий, то должен понять, что без батюшки — и молитвы как таковой быть не может. Он все слова молитвенные знает, и Господь ему лучше внимает.
— Нет, не согласен. Он такой же человек, как и мы. И кто сказал, что Бог понимает только определенные молитвы? В конце концов, они тоже людьми написаны. А зачем повторять чужие слова? Мы же не попугаи. Каждый все равно почитает Бога по-своему, и грехи свои у каждого, и просьбы к Господу у каждого свои собственные, которых ни в каких молитвах нет. Поэтому я думаю, что