И ничего здесь не изменить. Взамен Каладин направился туда, где на открытой каменной площадке лежали измученные мостовики­ из Восьмого моста. Он помнил, как точно так же лежал после первых­ вылазок с мостом. Теперь же лишь слегка запыхался.

Как обычно, остальные мостовые расчеты бросали своих раненых, отступая. Один бедолага из Восьмого полз к своим со стрелой в бедре. Каладин подошел к нему. У мостовика была темно-коричневая кожа и карие глаза, густые черные волосы заплетены в длинную косу. Вокруг него копошились спрены боли. Он испуганно воззрился на подошедшего Каладина и мостовиков из Четвертого ­моста.

— Не шевелись, — тихо проговорил Каладин и, присев, аккуратно перевернул раненого, чтобы лучше рассмотреть его бедро. Задум­чиво потрогал края раны. — Тефт, нам понадобится огонь. Доставай трут. Камень, моя иголка с ниткой все еще у тебя? Они понадобятся. А где Лопен с водой?

Четвертый мост молчал. Парень оторвал взгляд от растерянного раненого и посмотрел на своих людей.

— Каладин, — проговорил рогоед, — ты знать, как другие расчеты относиться к нам.

— Наплевать.

— У нас больше нет денег, — сказал Дрехи. — Сложив все жалованье, мы с трудом набираем достаточно на бинты для собственных раненых.

— Наплевать.

— Если мы начнем заботиться о раненых из других расчетов... — Дрехи тряхнул русой головой. — Нам придется их кормить, выхаживать...

— Я что-нибудь придумаю.

— Я... — начал Камень.

— Бурю на ваши головы! — крикнул Каладин и, вскочив, махнул рукой в сторону плато. Повсюду лежали тела мостовиков, всеми покинутые. — Только посмотрите на это! Кому до них есть дело? Не Садеасу. Не их товарищам. Я сомневаюсь, что даже сами Вестники о них подумали хоть немного. Я не буду стоять и смотреть, как умирают оставшиеся позади. Такое поведение недостойно нас! Мы не можем глядеть в сторону, точно светлоглазые, и притворяться, что не видим. Этот человек — один из нас. Он такой же, каким был Данни. Светлоглазые говорят о чести. Они сыплют заявлениями о своем благородстве. Что ж, я за всю свою жизнь знал лишь одного по-настоящему честного человека. Он был лекарем, который помогал даже тем, кто его ненавидел. В особенности тем, кто его ненавидел. Ну так вот, мы покажем Газу, Садеасу, Хашаль и любому тупому­ дурню, у которого есть глаза, чему этот человек меня научил. А теперь за работу... И хватит жаловаться!

Пристыженные мостовики пришли в движение. Тефт организовал сортировку раненых, отправив несколько человек на поиски мостовиков, нуждавшихся в помощи, а другим поручив набрать коры камнепочек для костра. Лопен и Даббид бросились за своими носилками.

Каладин присел и ощупал ногу раненого — хотел проверить, насколько сильным было кровотечение, и решил, что прижигать не нужно. Он сломал древко и смазал рану слизью шишкопанцирника, чтобы снять боль. Потом вытащил наконечник, вызвав у раненого стон, и перевязал рану бинтами, которые держал при себе.

— Прижми руками вот здесь, — велел он мостовику. — И не вставай. Я вернусь за тобой перед тем, как мы отправимся обратно в лагерь.

— Как... — начал тот. Из-за темной кожи Каладин предположил, что он азирец, но в речи не было ни намека на акцент. — Как же я доберусь до лагеря, если мне нельзя ходить?

— Мы тебя понесем.

Потрясенный мостовик уставился на него заблестевшими от слез глазами:

— Я... Спасибо тебе.

Каладин резко кивнул и повернулся к новому раненому, которого принесли Камень и Моаш. Тефт разжег костер; остро запахло отсыревшей камнепочкой. У мостовика была шишка на голове и длинный порез на руке. Каладин протянул руку за иглой с нитью.

— Каладин, мальчик мой... — мягко проговорил Тефт, передавая ему иглу и присаживаясь рядом. — Послушай, только не прими это за жалобу, потому что я не жалуюсь. Но скольких мы действительно­ сможем забрать с собой?

— Мы уже брали троих, — сказал Каладин. — Привязав к верх­ней части моста. Держу пари, туда поместятся еще трое, а в носилки для воды положим одного.

— А если их будет больше семи?

— Если как следует перевяжем, кто-то сможет идти сам.

— И все-таки, если их будет больше?

— Буря с тобой! — Каладин начал зашивать. — Если так случится, мы перенесем тех, кого сможем, а потом снова придем сюда с мос­том за остальными. Возьмем Газа, если солдаты решат, что мы хотим сбежать.

Тефт молчал, и Каладин мысленно приготовился к очередному недоверчивому возражению. Но седой мостовик вдруг заулыбался. У него даже как-то подозрительно заблестели глаза.

— Дыхание Келека, так это правда. Я и не думал...

Каладин нахмурился и посмотрел на Тефта, сжимая края раны, чтобы остановить кровотечение.

— Ты о чем?

— Ни о чем. — Тефт ухмыльнулся. — Работай, не останавливайся! Только ты можешь ему помочь.

Каладин снова принялся шить.

— Ты все еще носишь с собой полный кошель сфер, как я и просил? — поинтересовался Тефт.

— Я и впрямь не могу оставлять его в бараке. Но скоро нам придется все потратить.

— Ничего подобного, — тотчас же возразил Тефт. — Это сферы на удачу, понял? Держи их при себе и следи, чтобы они всегда были заряжены.

Каладин вздохнул:

— По-моему, с этой партией что-то не так. Они не держат буресвет. Всякий раз тускнеют через несколько дней. Может, это как-то связано с Расколотыми равнинами. У остальных такое тоже случалось.

— Странно, да, — пробормотал Тефт, потирая бороду. — Плохой вышел штурм. Три моста не дошли. Много погибших мостовиков. Удивительно, что мы никого не потеряли.

— Мы потеряли Данни.

— Но не во время штурма. Ты всегда бежишь прямо, но стрелы в нас не попадают. Странно, да?

Каладин снова устремил на него сердитый взгляд:

— Тефт, ты на что намекаешь?

— Ни на что. Шей давай! Я что, должен тебя все время подгонять?

Каладин вскинул бровь, но вернулся к работе. Тефт в последнее время вел себя очень странно. Слишком устал? Многие цеплялись за суеверия о сферах и буресвете.

Рогоед и его помощники принесли еще троих раненых и сказали,­ что больше никого не нашли. Павших мостовиков нередко ждала та же судьба, что и Данни, — их затаптывали лошади. Что ж, по крайней мере, Четвертому мосту не придется возвращаться на плато.

У всех троих были тяжелые раны от стрел, так что Каладин оставил человека с порезом на руке, велев Шраму прижать не до конца зашитую рану. Тефт разогрел кинжал для прижигания; эти новенькие явно потеряли много крови. Один, скорее всего, был не жилец.

«В мире столько войн», — подумал Каладин, работая. Его сон высветил то, о чем говорили остальные. Мальчишка Кэл и не догады­вался, насколько повезло провинциальному Поду, ни разу не испытавшему на себе ужасы войны.