Далинар моргнул, прислушиваясь к перестуку дождевых капель по крыше, — Великая буря заканчивалась.

— Я вернулся, — сказал он сыновьям. — Можете расслабиться.

Адолин принялся развязывать веревки, а Ренарин встал и отправился за кубком оранжевого вина для отца.

Когда Далинара освободили, Адолин отступил и скрестил руки на груди. Вернулся бледный Ренарин. Юношу, похоже, настиг очередной приступ слабости; в самом деле, у него дрожали ноги. Как только Далинар взял кубок, его младший сын рухнул в кресло и уронил голову на руки.

Великий князь глотнул сладкого вина. Видения уже показывали ему войны, смерти и чудовищ, большепанцирников и ночные кошмары. И все-таки по какой-то причине последнее встревожило его больше предыдущих. Снова поднося к губам чашу, он вдруг понял, что его рука дрожит.

Адолин все еще не сводил с него взгляда.

— Неужели на меня так страшно смотреть? — спросил князь.

— Отец, ты произносил пугающую тарабарщину, — сказал Ренарин. — Она словно неземной, странный язык. Исковерканная, точно остов деревянного дома, который ветер тащит вниз по склону.

— Ты бился в конвульсиях, — прибавил Адолин. — Чуть не пере­вернул кресло. Мне пришлось его держать, пока ты не успокоился.

Далинар со вздохом встал и пошел налить себе еще вина.

— И ты по-прежнему думаешь, что мне не следует отречься?

— С приступами можно справиться, — взволнованно проговорил Адолин. — Я и не собирался принуждать тебя к отречению. Я просто не хотел, чтобы ты принимал решения, от которых зависит будущее нашего Дома, опираясь на галлюцинации. Пока ты согласен с тем, что увиденное нереально, мы можем двигаться дальше. Нет никакого смысла в том, чтобы ты уступал свое место.

Далинар налил себе вина. Он смотрел на восток, в стену, мимо сыновей:

— Я не согласен с тем, что увиденное мною нереально.

— Что? — изумился Адолин. — Я думал, мне удалось убедить...

— Я считаю, что на меня больше нельзя полагаться, — продолжил­ Далинар. — И есть вероятность, что я схожу с ума. Понимаю, что со мной что-то происходит. — Он повернулся к сыновьям. — Когда эти видения посетили меня впервые, я решил, что они от Всемогущего. Ты убедил меня, что мои выводы, вероятно, поспешны. Я слишком мало знаю, чтобы им доверять. Может, я безумен. Или они имеют сверхъестественную природу, но не связаны со Всемо­гущим.

— Разве такое возможно? — Адолин нахмурился.

— Старая магия, — негромко заметил Ренарин, все еще сидящий в кресле.

Далинар кивнул.

— Что? — недоверчиво переспросил Адолин. — Старая магия — миф.

— К несчастью, нет. — Далинар глотнул холодного вина. — Я это точно знаю.

— Отец, — сказал Ренарин, — если бы Старая магия как-то на тебя влияла, это означало бы, что ты побывал в западных землях и отыскал ее. Ты ведь там не был?

— Был, — со стыдом признался Далинар.

Пустота в воспоминаниях, где когда-то существовала его жена, еще ни разу не казалась ему столь заметной, как в тот момент. Он пытался ее игнорировать, и не без причины. Она исчезла целиком и полностью, и время от времени князь даже не помнил, что вообще когда-нибудь был женат.

— Эти видения совсем не похожи на то, что я знаю о Ночехранительнице, — произнес Ренарин. — Большинство считают ее просто чем-то вроде могущественного спрена. Как только ты ее отыскал и получил награду и проклятие, она, предположительно, оставляет тебя в покое. Когда ты искал ее?

— Много лет назад.

— Тогда, скорее всего, она тут ни при чем.

— Согласен, — сказал Далинар.

— Но зачем же она тебе понадобилась? — спросил Адолин.

— Сын, мое проклятие и мое вознаграждение касаются только меня. Детали не важны.

— Но...

— Я согласен с Ренарином, — перебил Далинар. — Это, скорее всего, не Ночехранительница.

— Ну ладно, хорошо. Зачем ты вообще о ней вспомнил?

— Потому что, — раздраженно проговорил князь, — я понятия не имею, что со мной происходит. Эти видения слишком детальны, чтобы оказаться плодом моего воображения. Но твои доводы вынудили меня задуматься. Я могу ошибаться. Или же ты ошибаешься, и за ними стоит Всемогущий. Или дело в чем-то совершенно ином. Мы не знаем, и потому опасно оставлять власть в моих руках.

— Я не отказываюсь от своих слов, — упрямился Адолин. — Мы можем справиться с твоими приступами.

— Нет, не можем, — парировал Далинар. — То, что до сих пор они случаются только во время Великой бури, не означает, что в ­будущем не будет приступа в какой-нибудь напряженный момент. А если меня накроет на поле боя?

По этой же причине они не разрешали Ренарину там появляться.

— Если такое случится, мы что-то придумаем. А пока что мы можем просто не обращать внима...

Далинар вскинул руку:

— Не обращать внимания?! Я не имею права так поступать! Видения, книга, то, что я чувствую... во мне происходят глубинные ­перемены. Разве я могу править, не опираясь на то, что говорит мне со­весть? Оставшись великим князем, я буду обманывать самого себя. Или я доверяю самому себе, или ухожу. Мне невыносима даже мысль о компромиссе между тем и другим.

В комнате стало тихо.

— И что же мы будем делать? — спросил Адолин.

— Мы сделаем выбор. Я сделаю выбор.

— Отказаться от власти или следовать галлюцинациям, — проворчал Адолин. — Так или иначе, мы все равно позволяем собой вертеть.

— А у тебя есть идея получше? Адолин, ты в последнее время только и делаешь, что жалуешься. Но я что-то не припомню, чтобы ты предложил толковую альтернативу.

— Я предложил, — возразил юноша, — не обращать внимания на видения и двигаться дальше!

— Я сказал — толковую альтернативу!

Далинар с трудом сдержал гнев. Они с Адолином во многих смыслах были слишком похожи. Они понимали друг друга, и это позволяло им безошибочно тыкать туда, где больней.

— Хорошо, — вступил Ренарин, — а если мы разберемся в том, реальны видения или нет?

Далинар удивленно посмотрел на него:

— Что?

— Ты говоришь, они очень подробные, — пояснил Ренарин, сцепив руки перед собой и подавшись вперед. — А что конкретно ты видишь?

Далинар помедлил, потом залпом проглотил остатки вина. Это был тот редкий случай, когда ему хотелось пьянящего фиолетового, а не оранжевого.

— Видения часто касаются Сияющих рыцарей. В конце каждого приступа кто-то — полагаю, один из Вестников — приходит ко мне и приказывает объединить всех великих князей Алеткара.