Во время Тринадцатилетней войны, в феврале 1454 года, замок Прейсиш-Эйлау был захвачен восставшим населением Натангии и сильно повреждён. Но Тевтонскому ордену удалось удержать власть в большинстве городов Натангии, замок снова был занят рыцарями, все повреждения — устранены.

Однако годом позже на Прейсиш-Эйлау напал Ремшель фон Криксен, под началом которого находилось двухтысячное войско Прусского союза.

В замке в это время было всего несколько рыцарей и пять-шесть десятков ополченцев. Они отбили первую попытку взять замок штурмом.

Понимая, что не смогут продержаться долго, защитники крепости послали гонца в Кёнигсберг, воспользовавшись старым подземным ходом. По легенде, посланец, пробираясь по заброшенному туннелю, сильно ударился о выступающий камень и повредил колено. Но сумел-таки выбраться, а один из местных пруссов подобрал его за пределами замка и помог достичь Кёнигсберга. Орден выделил на помощь Прейсиш-Эйлау отряд численностью в 600 человек. Следующим утром, воспользовавшись сильным туманом, тевтонцы внезапным ударом разгромили осаждавших замок. Около 800 человек были убиты, 300 — попали в плен. В гарнизоне Прейсиш-Эйлау на этот момент оставалось… пятнадцать человек.

В этом же году, пятью месяцами позже, замок снова попытались взять. Гарнизон, который успели пополнить, потерял двадцать человек. Противник не прошёл дальше форбурга. А понимая, что штурм провалился, сжёг форбург и захватил 330 орденских верховых лошадей.

Ещё одна атака на Прейсиш-Эйлау была предпринята в марте 1456 года. Но гарнизон был предупреждён — из Фридланда (ныне Правдинск), откуда выдвигался отряд нападавших, прибежал «верный человек». И гарнизон встретил противника не за стенами замка, а перед ними, обратив неприятеля в бегство своим неожиданным выступлением. Теперь уже гарнизон замка поживился, захватив у врага 54 осёдланных лошадей…

Такая вот была жизнь.

В 1492 году и замок, и поселение с прилегающими землями были переданы орденскому брату Генриху Ройс фон Плауэну. Тогда же был получен герб с изображением родового льва фон Плауэнов. На щите изображены атакующие золотые львы рода Ройсов и орденские кресты.

Замок был обителью для священников и рыцарей, где они не только исполняли религиозные ритуалы, но и жили. По распорядку Ордена, рыцари могли ночевать только в замке.

В 1520 году, во время так называемой «войны всадников», польские наёмники захватили и сожгли поселение. Пытались взять замок, но гарнизон под руководством рыцаря Фридриха Трухзес цу Вальдбурга встретил нападавших метким огнём артиллерии. Пушечные ядра внесли ба-альшое смятение в ряды поляков. Брать замок им как-то вот расхотелось. Они сняли осаду и отступили.

После того как Пруссия обрела статус светского государства, замок превратился в имение. А селение Прейсиш-Эйлау 30 ноября 1585 года получило от регента Георга Фридриха городские права.

По другим сведениям, права были получены ещё в 1336 году от комтура орденского замка Бальга Генриха фон Муро. Но эта дата, скорее всего, ошибочна: перепутаны год основания селения и год получения им городского статуса.

В конце XVIII века имение арендовал, а затем выкупил некто Карл Готтер Гибензан. Позже оно будет продано жене советника Рибензама.

Но главная «строка», которой вписан в мировую историю Прейсиш-Эйлау, — это битва русских и пруссаков против французских войск Наполеона 7–8 февраля 1807 года. Самое грандиозное сражение под этим городом, вошедшее в анналы мировой истории. Денис Давыдов, поэт и будущий партизан образца 1812 года, скажет впоследствии, что битва под Прейсиш-Эйлау — «кровавое предисловие Наполеонова вторжения в Россию».

А всё начиналось очень красиво: прусская армия (как, впрочем, и российская того времени) была предназначена в первую очередь для парадов, а не для войны.

Представьте: рядовой прусский мушкетёр (а основу королевской прусской армии в 1806 году составляла пехота: мушкетёрские полки и гренадёрские батальоны) носил тёмно-синий мундир, напоминавший своим покроем фрак, с отворотами ярко-красного цвета (у некоторых полков отвороты были розовыми). На мундире — куча латунных или оловянных пуговиц, петлицы различных форм и расцветок, иногда — с болтающимися кисточками.

Принадлежностью формы был бело-красный или бело-чёрный шейный платок. То бишь картон, обтянутый тонкой тканью с белыми завязками. Под мундиром мушкетёр носил подкамзол (жилет из белого сукна, без рукавов, с десятью пуговицами), под ним — белую льняную рубаху. Штаны — до колена, из белого полотна или сукна, с ними носили чёрные гетры на латунных пуговицах. На голове — треуголка или «полевая шапка» с султанчиком. Вообразить себя в разгар боя с картоном на голове и с пятью десятками пуговиц на различных местах — это надо иметь отчаяние в голосе.

Гренадёры были одеты, в принципе, так же. Унтер-офицерам добавлялись шнуры и галуны на шляпе. Офицерские шляпы украшались галунами, кокардами и шнуром. Кроме того, с формой офицер был обязан носить чёрно-серебряный шарф с кистями (на поясе) и шпагу.

Вся эта амуниция превращала построение прусских войск ДО боя в грандиозное зрелище. Перед роковой битвой его лицезрел сам Наполеон, наблюдавший за «построением» с башни кирхи в Прейсиш-Эйлау. Но… когда сражение началось, все цвета слились в единый — КРАСНЫЙ. Столько крови, сколько пролилось тогда, здешняя земля в себя ещё не принимала…

Теоретически русская армия могла и победить, но у командующего Леонтия Беннигсена сдали нервы. Русские отбили все атаки противника и с наступлением темноты оставались почти на тех же позициях, какие занимали перед началом сражения. Наполеон был готов отступить. Но Беннигсен, боявшийся Наполеона как кролик — удава, дал приказ к отступлению первым.

Француз Сен-Шаман так описывал эту ситуацию: «Я нашёл Наполеона в строении, что-то вроде коровника, в полумиле от Эйлау. ‹…› Одетый и обутый, он лежал на матраце в углу, возле печки. Я нашёл его уставшим, встревоженным и подавленным. „Что нового?“ — спросил он живо, как только я вошёл в его комнату. Коротко я ответил ему, что маршал Сульт послал меня доложить об отступлении врага. ‹…› Лицо императора засияло».

На снегу осталось лежать до 25 000 русских и пруссаков и 18 000 французов.

Очевидец вспоминал:

«Никогда прежде такое множество трупов не усеивало столь малое пространство. Всё было залито кровью. Выпавший и продолжавший падать снег скрывал мало-помалу тела от удручённого взгляда людей. ‹…› Перейдя через одно поле, мы тут же оказались на другом, также усеянном трупами…»

Говорят, маршал Ней, один из наполеоновских военачальников, увидев десятки тысяч убитых и раненых, подвёл скорбный итог: «Что за бойня, и без всякой пользы!»