В XVIII веке через Хайлигенбайль проезжали многие знаменитости. Здесь побывал архитектор Растрелли — будущий создатель Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. Здесь были М. В. Ломоносов и будущий президент Академии наук России, последний гетман Украины Кирилл Разумовский…

В 1736 году город получил, как привилегию, право на проведение ярмарки. Особым спросом пользовались изделия местных столяров и токарей по дереву: детские деревянные игрушки, курительные трубки, миниатюрные копии предметов быта.

…Потом было много всякого. В Семилетнюю войну (1756–1763) Хайлигенбайль под звон колоколов и бой барабанов раскрыл ворота для русской армии, а в феврале 1758 года все жители торжественно присягнули императрице Елизавете Петровне. Прусские гербы во всех официальных местах были заменены на российского двуглавого орла — многие жители вывешивали орла и над дверями своих домов, чтобы защитить своё имущество именем императрицы.

Кстати, тогда же жители Хайлигенбайля (как и других городов Восточной Пруссии) впервые попробовали… чай.

Потом, как известно, был недолгий период мира (умерла Елизавета, а её «царственный наследник» Пётр III, немецкий принц Карл Пётр Ульрих, добровольно вернул прусскому королю завоёванные территории). В Хайлигенбайле побывали Радищев, Фонвизин, уральский горнозаводчик (олигарх, как сказали бы сегодня) Демидов, М. Кутузов…

В период Наполеоновских войн население Хайлигенбайля собирало для русской армии продовольствие, обувь, одежду — а в 1813 году жители вступали в армию сами, создавая отряды ополчения…

Вторая половина XIX века и XX век — по 1914 год — вошли в историю города как самое, пожалуй, сытое и благополучное время. Хайлигенбайль активно развивался. Были построены десятки зданий, в том числе почта, больница (функционирующая в этом качестве и поныне), школа… В городе появилась собственная газета (её последний номер вышел 18 марта 1945 года).

В ходе Первой мировой войны Хайлигенбайль не пострадал. Правда, в него ринулся поток беженцев… И через него прогнали 70 000 домашних животных, эвакуируемых в центральную часть Германии. А из 600 горожан, призванных в армию за четыре года войны, 75 не вернулись. На новом евангелическом кладбище был воздвигнут мемориал — в том числе, на братской могиле двенадцати российских солдат (пленных, умерших от ран).

В период Веймарской республики население Хайлигенбайля составило 5178 человек. В городе появилось электричество и была проведена канализация. Так же, как ещё одна из «примет цивилизации», в Хайлигенбайле был построен кинотеатр — неподалёку от мельницы. Только за один год в нём было продано 33 576 билетов! (До этого фильмы показывали эпизодически, в помещении пивоварни.)

Но… наступали новые времена. К власти пришёл Адольф Гитлер. В 1936 году — впервые за 103 года — в Хайлигенбайль вступили подразделения военного гарнизона, который был расквартирован в спешно выстроенных казармах. Кстати, батальон из Хайлигенбайля закончил свой путь в «котле» под Сталинградом… А впереди был Хайлигенбайльский «котёл»! Последний опорный пункт обороны немцев на побережье залива Фришес-Хафф…

Город, укреплённый со всех сторон, из «неприступной твердыни» (как задумывалось) превратился в общую могилу: более 160 000 солдат и офицеров вермахта угодили в «котёл»… Только в плен было взято 46 000 человек!

Шестнадцать званий Героя Советского Союза было присвоено особо отличившимся в боях, а 25 марта 1945 года Москва салютовала участникам штурма Хайлигенбайля двенадцатью артиллерийскими залпами из 124 орудий.

Город представлял собой дымящиеся пепелища, огромные воронки и груды кирпича. Сохранилось очень немногое. Кстати, Н. Мамонов, в честь которого город назван, погиб не здесь, а в Польше — но в те дни, когда его полк штурмовал Кёнигсберг, вышел Указ о присвоении ему звания Героя Советского Союза… И уже позже, после окончания боёв, останки командира геройского полка перевезли в Хайлигенбайль и перезахоронили.

Начиналась иная — советская — история древнего города.

Место, где когда-то стоял замок Рудау, теперь называется посёлком Мельниково (Зеленоградский район).

Ещё недавно Мельниково являлось центральной усадьбой крупного и процветающего колхоза. И внешний вид имело соответствующий — «неметчина а ля рюс». В смысле, жилой фонд был по преимуществу довоенным, административное здание — тоже… И даже сад — здоровенный, заброшенный — тоже остался от немцев. Яблоки были крепкими, с отчётливой кислинкой — одичали за десятилетия беспризорщины…

И хотя вокруг ещё стояли и руины кирхи, и фундаменты замковых стен, но… не ощущалось в этом посёлке величия. А ведь когда-то здесь происходили события воистину великие и трагические. Переломные — для той истории, которая затем стала и нашей.

…Прусская крепость Рудов впервые упоминается в хронике похода чешского короля Пржемысла II Оттокара зимой 1255-го. Именно тогда король атаковал здешнее довольно серьёзное укрепление.

Как сообщает Пётр из Дусбурга:

«На другой день он прошёл в волость Рудов и там мощным ударом взял замок, и такое было содеяно там избиение народа самбийского, что нобили (вожди) предложили королю заложников — своих детей, прося, чтобы он оказал им честь милостиво принять их и не уничтожать весь народ».

Известно, что заложниками крестоносцев стали дети нобилей из местностей Кведнов (ныне пос. Северная Гора в Калининграде), Вальдов (пос. Низовье, Гурьевского района), Кайме (пос. Заречье, Гурьевского района), Тапиов (Гвардейск). Вождь прусского рода Зипенов (Зюпайне), чьей резиденцией и была крепость Рудов, бежал, его уцелевшие родственники — тоже.

По некоторым сведениям, владения Зипенов получил от Ордена род Ибуте (Ибетенис), чей вождь принял крещение одним из первых. Так сказать, в награду за расторопность. Кстати, во время прусского восстания 1260–1272 годов многие самбийцы остались верны Тевтонскому ордену — ещё и потому, что их сыновья, поневоле ставшие заложниками и воспитанные в христианской вере, обратились в католичество искренне и горячо. Примкнуть к восставшим для отцов означало бы погубить сыновей — или, вполне возможно, сойтись с ними на поле боя.

Известно, что старый предводитель рода Гедуне мучительно решал, с кем ему быть: в 1261 году на стороне повстанцев оказались его любимый брат и двое сыновей, а старший сын, шесть лет назад отданный в заложники, считал восставших соплеменников врагами. Которые, как пишет об этом упоминавшийся выше Пётр из Дусбурга, «отступились от веры христианской и скатились к прежним заблуждениям».