Такое коварство нельзя было оставлять безнаказанным, и Модэ начал войну с юэчжами. Стремительный бросок войска на запад увенчался успехом, и вновь хунну делили богатую добычу.

Эта война затянулась. Многочисленные, упорные и злые юэчжи терпели поражения, но не сдавались, отступая на запад. Преследуя врагов, хунну доходили даже до предгорий Тянь-Шаня и Памира.

Разбить юэчжей полностью не удавалось, зато они, измотанные сражениями, уже не могли внезапно ударить в спину хунну. Настало время для войны с Китаем.

К этому времени там бесславно пал дом Цинь. Властолюбивый евнух Чжао Гао недолго руководил безвольным императором Ху Хаем Эрши хуанди. Через два года после смерти Туманя восстания сотрясали империю, и Чжао Гао испугался, что император спросит с него за поражения. Коварный евнух организовал дворцовый переворот и вынудил Ху Хая покончить с собой.

Затем Чжао Гао возвёл на престол императорского племянника и просчитался: новый правитель Цзыин боялся евнуха и убил его, но сам не продержался на троне и пятидесяти дней. Мятежники захватили столицу, казнили императора и вырезали весь его род. Огромная империя Цинь распалась на восемнадцать царств, и их правители враждовали друг с другом.

Хунну знали о смуте на юге, и шаньюй счёл, что само Небо благоволит ему. Спустя четыре года после смерти Туманя Модэ пошёл войной на юг. Он покорил кочевавшие в Ордосе племена лэуфань и баянь и уничтожил немногочисленные китайские гарнизоны. Хунну не остановила даже Долгая стена — они вернулись на родину.

На плато Ордоса расположились степи, приречные зелёные луга, даже пустыня и горы, а с севера его огибала гигантская излучина реки Хуанхэ, называемая Петлёй. Хунну расселились в своих прежних угодьях. Места хватило всем, ведь часть народа осталась на севере.

После возвращения в Ордос авторитет шаньюя сделался непререкаемым. Забылись порочащие Модэ слухи. Ему простили даже убийство отца, потому что эта великая жертва, очевидно, стала угодной богам, раз уж они раз за разом даровали хунну победы в сражениях.

Модэ помнил, как осматривал бескрайние равнины Ордоса с вершины холма, полный восторга, как хотелось кричать, выплеснуть радость в торжествующем кличе, но он сдерживал себя, в отличие от некоторых воинов своей свиты. Он подмечал слёзы на глазах даже закалённых бойцов, которые благодарили богов и предков за то, что им довелось дожить до возвращения в родные места.

Закончив улаживать дела по обустройству своих владений, Модэ отправился в долину, где когда-то стояла юрта его матери.

Его сопровождала любимая лиса, избравшая для себя тело его яньчжи Алтынай, дочери Данзана. Алтынай очень походила на свою покойную тётку, а гибкость и изящество юности делали её ещё прекраснее.

Достигнув долины, окруженной невысокими холмами, Модэ отослал охранников на расстояние перестрела, и те рассредоточились по кругу, наблюдая за местностью. В безоблачном небе парили степные коршуны.

Пекло летнее солнце, в его лучах ярко блестела золотая вышивка на маково-алом шёлковом платье и высоком головном уборе яньчжи, покачивались длинные янтарные серьги в её ушах, когда Шенне следовала за возлюбленным. Шаньюй показал лисе ручей, на берегу которого он когда-то играл с немногочисленными сверстниками.

— У меня был ручной белый ягнёнок. Он осиротел, и моя мать выкормила его из рожка. По моей просьбе ягнёнку позволялось спать в юрте. Днём мы с ним бегали наперегонки. Я тоже был ещё несмышлёнышем. Потом ягнёнок вырос, стал бодливым бараном, и его отправили в отару, а мне подарили щенка волкодава.

Махнув рукой в сторону лесистого горного хребта вдали, Модэ добавил:

— Когда мы откочевали к тем горам, я уже подрос и мечтал убить на охоте леопарда. Мать твердила мне, что я должен учиться владеть оружием и хорошо есть, чтобы побыстрее вырасти. «Ты мой защитник», — говорила она мне. А потом она заболела.

Меня не пускали к ней, но я прошмыгнул в юрту и увидел её, скорчившуюся на постели, стонущую, всю в слезах. Я приник к ней и заплакал. Она открыла глаза, провела горячей рукой по моей щеке и потребовала увести меня, чтобы я не видел её такой слабой.

Служанки унесли меня. Из юрты слышались крики матери, когда боль стала совсем невыносимой. Ночью она умерла.

Лиса стояла рядом. На глазах у стражи они не могли прикоснуться друг к другу, но Модэ видел в её глазах сочувствие. Она его понимала. Всё-таки Шенне придвинулась к нему и тихо сказала:

— Ты отомстил за мать.

— Жаль, что Басана можно было убить только один раз.

— Ты стал защитником для своего народа.

— И проклятием для отца. Хочется думать, что мать отравили не с его согласия.

— Любимый, ты никогда этого не узнаешь.

— Да, свидетелей тех дней становится всё меньше.

Незадолго до этой беседы в родной земле упокоился старый князь Пуну, перед смертью благодаривший Небо за величайшую милость — лечь в могилу рядом с предками. Его преданная жена Солонго положила на гроб Пуну свои срезанные седые косы и тихо угасла через несколько месяцев. Говорили, что её убила тоска по мужу.

* * *

Уже в Ордосе Чечек родила Модэ здорового, крепкого сына. Шаньюй не забыл данного другу обещания, и мальчика назвали Гийюем. К огорчению Модэ, все беременности яньчжи Алтынай заканчивались выкидышами.

У Гийюя старшего подрастала дочь Жаргал от наложницы динлинки. Он женился, по обычаю взяв в жёны вдову старшего брата Октая, погибшего в походе на дунху, и стал отцом трём маленьким племянникам. Позже жена родила ему двоих сыновей.

Занятый делами и семьёй, Гийюй, тем не менее, видел, что его милая сестра Чечек несчастлива в браке. Однажды Чечек призналась ему, что могла бы полюбить мужа, если бы тот это позволил. Она с горечью сказала:

— Модэ уважает меня как мать своих детей, ценит как хозяйку своих владений, но и только. Я надеялась, что мы с ним проживём жизнь, как наши дядя с тётей, в любви и согласии, поддерживая друг друга. Эта мечта рассыпалась в прах. Моя любовь не нужна моему мужу.

Гийюй всем сердцем сочувствовал сестре, но облегчить её участь не мог. Никого нельзя заставить любить, тем более шаньюя.

Наложница Сувда умерла незадолго до того, как Модэ взял в жёны ещё одну девушку из рода Лань, сестру Арвая. Прекрасную Алтынай стали именовать яньчжи. Шаньюй называл её любимой женой, баловал, осыпал подарками, проводил с ней больше времени, чем с Чечек. Сестра Гийюя терпела это, потому что Алтынай не посягала на её власть, не затевала ссор и хорошо относилась к детям шаньюя.

Порой Модэ брал в наложницы хорошеньких