Дорога из земель дунху опасна, мало ли что могло случиться с его возлюбленной. Ещё в голову лезли мерзкие мысли о том, как Наран тащит его яньчжи к себе в постель. Хотя Наран ровесник отца Модэ, по слухам, он славился своей мужской силой.

На третью ночь после Совета стоящего у юрты Модэ окликнул женский голос, предлагавший повелителю выпить айрана. Досадливо оглянувшись, Модэ хотел отослать глупую служанку, но увидел, как та дерзко смотрит на него и улыбается. О, эту улыбку он узнал бы из тысячи! В свете костра не разобрать цвета глаз, но грация движений девушки, склонившейся перед ним, тоже была знакома.

Едва сдерживаясь, он велел грудастой служанке пройти в юрту, чуть помедлил и удалился к себе. Боковым зрением удалось заметить понимающие ухмылки стражников.

В юрте глиняная чаша с айраном стояла на низком столике, а пухлогубая девушка прихорашивалась, поправляя скромное бурое шерстяное платье. Она обернулась и приветствовала шаньюя капризным:

— Ты не рад меня видеть, повелитель?

В три шага Модэ преодолел расстояние между ними, схватил свою лису и закружил её по юрте, приговаривая:

— Я счастлив!

Он теснее прижал её к себе, чтобы Шенне сама ощутила, насколько он рад. Поставив возлюбленную на ковёр, он спросил:

— Ты устала? Хочешь, прикажу принести еды?

— Не нужно. Этот голод я утолила и сейчас хочу только тебя.

После долгого поцелуя они упали на ковёр, так и не добравшись до постели. Поношенное бурое платье порвали прямо на хозяйке. Та в долгу не осталась — на груди, плечах, шее, руках Модэ остались следы укусов, а на спине длинные царапины от ногтей возлюбленной.

Отдыхая, они по очереди утоляли жажду айраном, а потом растянулись на постели. Шенне пила жадно, как ребёнок, и Модэ нежно стёр пальцем белые капли в уголках её рта и на подбородке. Лиса блаженно жмурилась.

Шенне рассказала о путешествии с дунху, как посольство кратчайшим путём добиралось до ставки Нарана, и о том, сколько в ней воинов. Закончив, она спросила:

— Ну что, я хорошая лазутчица?

— Лучшая на свете! — эти слова Модэ подкрепил поцелуем, хотя донесение лисы подтверждало то, что он уже знал.

Помедлив, он всё же задал лисе мучивший его вопрос:

— Наран затащил тебя в постель?

— Потащил он не меня, а Сарнай. Я покинула её в его юрте и ушла так, что меня никто не заметил.

Модэ с облегчением вздохнул, а Шенне поддразнила его:

— Так ты ревновал меня к Нарану? Глупенький, старики меня не прельщают. От них козлом воняет. Я с радостью посмотрю на труп Нарана, когда ты его убьешь.

— Разумеется, убью. Могу подарить тебе его голову.

— Голова мне ни к чему. А вот за разодранное платье ты мне должен десяток новых.

— Да хоть сотню, любовь моя.

— Нет, сотню не надо. Я сейчас в теле обычной служанки, пока не подыщу себе другое. Незнакомую рабыню твоя стража не подпустила бы близко. Ты же можешь взять в наложницы эту девку?

Оглядев пышнобёдрую девицу, Модэ сжал и взвесил в руке её левую грудь, напустил на себя высокомерный вид и сказал:

— Я предпочёл бы тебя в настоящем теле, но раз ты так решила, то пусть будет эта замарашка.

— Замарашка?! — сердито сдвинула брови Шенне и пообещала:

— Сейчас ты у меня за такие слова пощады попросишь!

Она приподнялась, изогнулась, вобрала в рот его сосок, обласкала второй, прошлась влажным языком от груди по животу вниз и захватила самую чувствительную часть его тела в возбуждающий плен. Прошло совсем немного времени, и Модэ в самом деле запросил Шенне прекратить сладостную пытку, пока он не излился напрасно. Лиса прервалась и позволила ему отомстить ей примерно тем же способом, а потом они вновь сплелись на постели, напоминая невиданного зверя с двумя головами, разгорячённого, остро пахнущего потом и семенем.

Утром шаньюй накинул на плечи Шенне соболью шубу, вывел её из юрты и поручил слугам устроить его новую наложницу наилучшим образом. По ночам Модэ предавался утехам с Шенне, а днём с удвоенными силами занимался подготовкой к походу.

Наконец войско выступило на восток. По дороге к нему присоединялись предводители родов. Свою новую наложницу Модэ взял с собой, приставив к ней женщин, владеющих оружием. Шенне говорила, что ей интересно увидеть войну своими глазами.

Войско хунну ураганом прошлось по землям врагов. Позже сказители стали петь о том, что степь почернела, когда воины хунну двинулись в поход.

Наран готовился к войне, но не ожидал, что противники нагрянут так быстро. Вождь дунху так и не дождался нескольких больших отрядов, на которые рассчитывал, потому что хунну сумели перехватить и уничтожить их.

Решающая битва состоялась на равнине к юго-западу от реки Керулен. Желто-зелёная равнина с редкими холмами казалась бескрайней, такой же необъятной, как чаша синего неба над головами. Может быть, птицы смеялись над людьми, вздумавшими делить просторы степей, где всем бы хватило места, но на то они и глупые птицы, а люди знали, за что они дерутся.

Принося жертвы богам перед сражением, Модэ просил даровать хунну победу. Промелькнула мысль о том, что если он потерпит поражение или погибнет, то смерти отца и брата окажутся напрасными жертвами. «Великое Небо, не допусти этого!» — взмолился он мысленно.

Там на юге, ждал Ордос, но идти туда можно, лишь устранив сильных врагов, которые могут ударить в спину.

В начале битвы противники обстреляли друг друга из луков. Тысячи стрел, со свистом устремившихся к цели, временами почти закрывали небо. Подскочив к неприятелю довольно близко, хунну разворачивали лошадей и мчались назад. Искусные стрелки оборачивались и пускали стрелы даже из такого положения. Так повторялось несколько раз. Боевые кличи и вопли раненных звенели в ушах даже у Модэ, наблюдавшего за битвой с ближайшего невысокого холма за спинами своего войска.

Потом в бой вступили воины с копьями и конепосекающими мечами. Авангард хунну врубился в ряды врагов, но получил такой яростный отпор, что воины Модэ дрогнули и уцелевшие обратились в бегство.

Смешав свои ряды, разъярённые дунху помчались за отступающими, словно собаки, преследующие удирающих зверей. Спины бегущих такая удобная мишень. Казалось, ещё немного, и конница дунху сметёт противников, втоптав их тела в окровавленную траву.

Вот только хунну оказались не такой уж лёгкой добычей — их отступление оказалось притворным. Услышав рёв труб и увидев условленный сигнал, туг из чёрных конских хвостов, взметнувшийся ввысь над головами стражи шаньюя, всадники хунну развернулись и поскакали на противников. Сшибались, громко ржали лошади, лязгало оружие, воины