Приподнявшись на локте, Сарнай повернулась к мужчине. Удивлённый возглас застрял в груди — рядом с ней спал пожилой незнакомец, тоже нагой. Сарнай ощутила, как саднит промежность. Неужели она занималась любовью с этим седеющим чужаком?!

Вскочив с ложа, она увидела разбросанную на полу одежду, схватила и надела платье. В голове испуганной птицей забилась боль. Сарнай прижала руки к вискам, закрыла глаза и перед ней пронеслись обрывки видений: она на коленях перед неумолимо холодным пасынком, полные ужаса глаза лежащего в постели Ушилу, на которого она навалилась грудью. Она вспомнила, как приникла губами ко рту стонущего сына, а тот звал мать, пока хватало дыхания.

Потом мелькнули длинная, глубокая яма, вытянувшееся в гробу тело её бледного мальчика в нарядной одежде, горшки с пищей, детский лук и маленький деревянный меч, положенные в могилу. У левой руки Ушилу виднелся кожаный мешочек, в котором сын хранил любимые, ярко раскрашенные игральные кости.

Упав на колени, Сарнай дико завыла волчицей. Её скорбный вопль переполошил стражу, но прежде чем в юрту вбежали воины, разбуженный мужчина вскочил, выхватил припрятанный в изголовье кинжал и метнул его в спину воющей женщины. Та захлебнулась криком, осела на пол, чёрные косы змеями скользнули по спине с ручейком крови.

— Сумасшедшая, — пояснил ворвавшимся телохранителям вождь дунху Наран. — Уберите её отсюда.

Те повиновались и молча вынесли труп.

Глава 12. Пустынная земля

Пришла весна, пролились дожди, заставив зазеленеть степь. Люди радовались тому, что пережили очередную суровую зиму, а скот отъедался на пастбищах под присмотром пастухов.

По древнему обычаю три раза в году, в Первой, Пятой и Девятой лунах, родовые князья съезжались в ставку шаньюя, чтобы поклониться Великому Небу, богам и духам предков. Настал месяц Пятой луны, и главы родов собрались в ставке — никто не смел пренебречь священным долгом.

В честь князей Модэ задал большой пир. В ставке резали скот, варили и жарили мясо, разливали кумыс и айран. Для развлечения устраивались скачки, состязания в ловкости и силе, когда батыры боролись или поднимали и бросали через плечо тяжёлые камни. По вечерам у костров пели сказители. Народ от души веселился.

Модэ радушно приветствовал гостей, преподносил им прекрасных скакунов, дорогое оружие, яркие шелка с юга. Главы родов отдаривались в ответ.

Шаньюй с гордостью продемонстрировал превосходную выучку своих воинов, а их у него было больше двадцати тысяч. Имея под рукой такое войско, Модэ мог позволить себе миролюбие по отношению к затаившим на него злобу князьям.

После пира настал черёд посещения святилища. На одиноко стоящую священную гору поднимались только шаманы, шаньюй с князьями и несколько доверенных воинов, гнавших к месту жертвоприношения скот и пленников. Одним из таких воинов стал Гийюй.

Вершина горы была почти плоской. Здесь стоял грубо обтёсанный серый каменный идол выше человеческого роста. Впервые увидевший святилище Гийюй загляделся на бесстрастное лицо идола, думая о том, сколько поколений людей прошло перед его равнодушными глазами.

Отсюда открывался потрясающий вид: с трёх сторон вдаль уходили необъятные степные равнины и лишь на севере вдали синели горные хребты. Здесь дул ветер и дышалось особенно легко, а над головой плыли белые облака.

Ритуал начался. Загорелся священный огонь, вокруг которого заплясали шаманы в причудливых пёстрых одеждах и звериных шкурах, с раскрашенными лицами, в увенчанных рогами или перьями головных уборах. Гулко стучали бубны. Вторя им, завывали шаманы.

Первым в жертву принесли золотисто-рыжего жеребца — шаман перерезал ему горло так, чтобы кровь хлынула на идола. Затем шаньюй с князьями собственноручно резали глотки жертвенным быкам и баранам. Туши разрубались на части и раскладывались вокруг идола, как угощение для духов.

Запах крови кружил голову не меньше, чем дым от ароматных сухих трав, которые бросали в костёр.

Когда с животными покончили, наступила тишина. В молчании воины вытолкали в центр площадки, поближе к идолу, трёх пленных юэчжей. На границе земель хунну и юэчжей нередко случались стычки. Оба народа не брезговали набегами на соседей. Этим юэчжам не повезло.

Пленники, угрюмые густобородые мужчины средних лет, держались достойно, не молили о пощаде, не кричали. Видимо, за время плена они смирились со своей участью.

Гийюй спрашивал себя, смог бы он сам покорно принять такую судьбу и не показывать врагам свой страх. Потом эту мысль вытеснила другая, заставившая похолодеть от предчувствия ужасного. Руки стали влажными, сердце заколотилось.

Выстроившись в ряд, предводители родов подняли луки, готовясь расстрелять врагов — так хунну приносили человеческие жертвы перед грядущей войной. У большинства князей имелся повод презирать или ненавидеть шаньюя.

Что если им придёт в голову проделать с Модэ то же, что он совершил со своим отцом?

Гийюй постарался сохранить самообладание, ведь князья не выказывали волнения. Стоявший среди них Модэ в ярко-красном кафтане с золочёным поясом был совершенно спокоен, словно тот каменный идол. Только глаза молодого шаньюя блестели ярче обычного — это жертвоприношение для него первое. Кто-то из князей созерцал обречённых пленников угрюмо, кто-то деловито, как чуть раньше животных.

Данзан, глава рода Лань, покосился на Модэ и вновь напустил на себя равнодушный вид. Стоявший в отдалении от князей Гийюй понял, что в случае чего, помочь шаньюю не сможет: никто не успел бы спасти человека, в которого целят два десятка стрел.

Оставалось только надеяться на милость богов и духов предков, и Гийюй мысленно вознёс им молитву, прося оставить Модэ в живых для будущих великих свершений.

По знаку старшего шамана Модэ выстрелил первым. Защёлкали тетивы луков князей, и юэчжи молча стали падать один за другим. Лицо Данзана побледнело, в сторону Модэ он старался не смотреть, одну за другой выдёргивал стрелы из колчана и пускал их, почти не целясь.

Когда упал последний пленник, Гийюй с облегчением выдохнул. Духи спасли жизнь шаньюю, значит, и впрямь ему суждена необычайная судьба. Вновь запели, заплясали шаманы, вознося молитвы. Совершив возлияния, шаньюй и князья спустились с горы и сели за богатую трапезу.

Во время пиршества Гийюй то и дело поглядывал на вершину горы, над которой кружила тёмная стая стервятников. Если Модэ выполнит то, что задумал, стервятники найдут себе вдоволь поживы в степях на востоке и на землях юга.

* * *

После возвращения в ставку Модэ сообщили, что от дунху снова приехали послы. На следующий день шаньюй принял послов в присутствии всех глав родов. Гийюй опять занял место в карауле у входа.

Седоусый посол с надменным