– Другими словами, как они попали в поле зрения убийцы?

Она кивнула.

– Как мы знаем, беспричинных поступков он не совершает. Он не просто так шел по этой улице и решил: а знаете что, милый дом, здесь наверняка живут хорошие люди, дай-ка я зайду и превращу их жизнь в кошмар.

– Он знает распорядок жизни своих жертв, – добавил Уинтер. – В первых трех случаях он знал, что они приходят домой раньше мужей. Также он знал, что у него будет достаточно времени, чтобы установить бомбу и уйти.

– Да, это я знала и раньше. Дайте мне что-то новое.

– Хорошо, вот, например: то, что он знает их жизнь, – одна из причин, почему в этот раз он изменил свою привычную схему.

– Продолжайте.

– Поскольку сейчас летние каникулы, Коуди, пока мать на работе, ходил в дневной лагерь. Она его забирала по дороге домой, и они приезжали вместе. Но убийце нужно было расшатать их уклад, нужно было, чтобы мальчик не помешал. И ему удалось это осуществить. Он проник в дом посреди ночи. Коуди спал в блаженном неведении. Проснувшись утром, он стал искать маму. Открыл дверь в ее комнату, и случился взрыв.

– Как же так, Уинтер? – расстроенно спросила Андертон. – Он просто применил свою схему и разрушил людям жизнь.

– Может, его целью был Коуди?

– Да, почему не убить сразу всех? Из-за вашего интервью Дилейни. Он мог подумать, что Майра его посмотрела и есть риск, что она опрокинет стул. Единственный выход – шантажировать ее жизнью Коуди.

– Да, мне кажется, что так и могло быть, но мы уходим от сути. Как он узнал про их распорядок дня?

– Он следил за ними.

– Но по предыдущим убийствам мы знаем, что слежек не было. Никто не видел его вблизи домов. И вряд ли он захочет менять эту часть схемы. Он умеет жить в тени и не хочет, чтобы его видели.

– Может, он установил камеры?

– Это очевидное решение. Устанавливаешь камеру, чтобы видеть фасад дома, и убираешь ее, когда готов идти на дело. Либо же устраиваешь слежку, но за неделю-две до преступления. В конце концов, ему нужно всего лишь примерно представлять себе график жизни жертв, ведь он вряд ли изменится за несколько недель. Если между слежкой и убийством есть перерыв, свидетелям трудно установить в голове связь между присутствием какого-то человека и убийством. Если за день-два до убийства кто-то подозрительный бродил по улице, о нем еще можно вспомнить. Но за две недели или месяц? Вряд ли.

– Это также объясняло бы, почему мы не нашли никаких следов организации видеонаблюдения.

Уинтер развернулся, чтобы посмотреть, где поблизости можно было бы спрятать камеру. Лучше всего для этой цели подошли бы деревья слева от дома, но они не давали хорошего обзора. Тогда он перешел улицу. На этой стороне вдоль дороги был высажен ряд высоких елей. Уинтер сделал вывод, что они – ровесники домов, стоявших за ними. Он пошел направо, оборачиваясь каждые два шага и проверяя, остается ли дом Майры в зоне видимости. В точке, где дом терялся из вида, Уинтер остановился. Андертон была занята тем же самым, только шла в противоположном направлении.

Обратная дорога заняла больше времени. Нужно было проверить каждое дерево – медленно и внимательно. Уинтер видел, как в стороне от него Андертон копировала все его действия, проверяя деревья на своей половине. Через десять минут он начал приходить к выводу, что смысла нет. Если убийца провел слежку еще в июле, оставалось крайне мало шансов на то, что они смогут отыскать какие-либо следы его пребывания здесь. Повернувшись к Андертон, он увидел, что она к чему-то присматривается. Ее поза и выражение лица вдруг резко изменились. Она оживилась, сконцентрировалась и, казалось, сейчас запрыгает от радости. Он направился к ней, не дожидаясь, пока она позовет, и через несколько секунд уже стоял рядом.

– Взгляните, – сказала она.

Она показывала на ствол дерева на высоте примерно 1,8 метра от земли. С него была снята кора площадью с сигаретную пачку или немного больше. Несколько веток рядом были сломаны. С этого места было прекрасно видно входную дверь дома Майры. Андертон указала на землю.

– И вот еще, – добавила она.

На земле были видны следы. Судя по размеру, они принадлежали или женщине среднего роста, или невысокому мужчине.

– Похоже, он начал терять бдительность, – задумчиво сказала Андертон. – В предыдущие разы ничего подобного он себе не позволял. – Она снова посмотрела на ствол. – Если взять суперклей, то прикрепить камеру можно за секунды. И останется просто убрать мешающие ветки. Он мог притвориться бегуном, который остановился, чтобы перевести дыхание. Удостоверился, что никто не смотрит, приклеил камеру и побежал себе дальше.

– Если это суперклей, то понятно, почему отсутствует верхний слой древесины. Он мог сойти, когда убийца откреплял камеру.

– Также суперклей вписывается в привычную схему крепления бомбы в комнате. С его помощью он крепил дверные датчики. Криминалисты смогут сказать, что именно он использовал.

Уинтер нашел визитку, которую ему дал Джефериз, и набрал номер.

– Слушаю, – коротко ответил тот на третьем гудке.

– Ты мне нужен, Джефериз.

– Уинтер?

– А ты говорил, что я не позвоню.

– Что-то есть?

– Возможно. Мы напротив дома, на улице.

– Иду.

– Считаю секунды.

С их точки было идеально видно, как Джефериз вышел из дома, увидел, где они стоят, и побежал, на ходу снимая капюшон и маску.

– Что тут у вас? – спросил он, стягивая с себя латексные перчатки и сминая их в комок.

Эту подачу взяла на себя Андертон. Пришла ее очередь показать себя. Пока они разговаривали, Уинтер еще раз вспомнил все, что видел в доме, силясь найти это ускользающее нечто и надеясь, что это нечто, а не ничто. Он закрыл глаза, но в воображении возникала только открывающаяся дверь комнаты Майры и яркий взрыв. Потом картинка сменилась на дверь в кухню Собека. Она открывалась на пару сантиметров и, взрываясь, исчезала. Одна дверь открывается, другая закрывается. Эта фраза навязчиво звучала в его голове, и ее ритм рождал мелодию, которая, в свою очередь, никак не хотела оставить его в покое. Одна дверь открывается, другая закрывается. Одна дверь открывается, другая закрывается. И снова он стоит у двери в комнату Майры и открывает ее. А теперь опять кухня Собека, и дверь открывается. А теперь он стоял с Эриком Кирчнером перед его кухонной дверью. И снова в доме Майры Хупер, перед дверью на кухню.

Дыхание замерло, сердце забилось, и он попытался удержать себя в руках. Уж слишком редко его величество инсайт удостаивал своим появлением. Он приходил и менял все. Это был момент абсолютной ясности, когда ты знаешь одно – теперь все будет иначе. Андертон и Джефериз уже не разговаривали, а смотрели на него. Он не знал, как долго это длилось.

– В чем дело? – спросила Андертон. – У вас странное выражение лица.