Фримен смотрел на Дилейни и прокручивал в голове опции. Никому не нравится быть зажатым в угол, особенно если по субординации ты выше. Он глубоко вздохнул и громко выдохнул. Лицо было напряжено, и он выглядел крайне раздраженным.

– Хорошо, вы можете увидеть место преступления, но Джефериз не отойдет от вас ни на шаг. Ты понял? – обратился он к Джеферизу. – Не спускай с него глаз. Ни на секунду.

– Да, сэр.

– А ты даже близко не подходи к дому. Поняла?

– Без проблем, Питер.

Для пущей убедительности он еще немного посверлил взглядом Андертон, а потом переключился на Уинтера.

– Если вы что-то увидите, сразу говорите мне. Понятно?

– Безусловно.

Фримен зашагал к дому, на ходу надевая капюшон и маску. Уинтер смотрел на него и думал о возможных последствиях, но решил, что ему все равно. Сейчас важно было то, что ему продали лотерейный билет.

19

Защитный костюм, в который облачили Уинтера, был велик и шуршал при каждом движении. Дыхание из-за маски сделалось жарким и влажным. Джефериз был одет точно так же, и ему было столь же неудобно. Уинтер проследовал за ним по дорожке к дому и остановился у входной двери. Следов взлома не было, как и в предыдущие разы. По информации от контакта Андертон, текущая версия следствия состояла в том, что убийца постучал в дверь вчера вечером, и жертва впустила его. Если все так и было, то новость была, скорее, хорошей. Пока было неясно, где и как пересеклись пути жертвы и убийцы, но это можно выяснить позже.

Даже если они не знали друг друга, версия все равно имела право на жизнь. Похожую схему использовал знаменитый убийца Тед Банди. Он не заговаривал жертв, пытаясь проникнуть к ним в дом, а завлекал их в свой микроавтобус, притворяясь, что у него сломана рука. Серийные убийцы могут быть крайне убедительны. По мнению Уинтера, убийца был ростом ниже среднего, а значит, жертвы не чуяли опасности, общаясь с ним. И ему не стоило бы больших трудов рассказать вызывающую доверие печальную историю. А может, в ней и не было никакой необходимости. Он мог притвориться водителем из службы доставки, или человеком, проводящим опрос, или вообще прийти в форме полицейского. Как это ни ужасно, большинство людей беспечно открывают дверь абсолютно незнакомым людям.

В случае с последним убийством все было иначе – из-за Коуди. Возможно, убийца дождался, пока он ляжет спать. Возможно, но маловероятно. Чем позже час и чем темнее на улице, тем больше подозрений вызовет поздний гость. Бомба взорвалась утром в 7:20. Наиболее вероятно, что убийца пробрался в дом ранним утром. Другого варианта быть не могло. Никто бы не открыл дверь незнакомцу посреди ночи, не проверив, действительно ли он тот, за кого себя выдает. Значит, он проник в дом не через парадную дверь.

– Как он вошел? – спросил Уинтер у Джефериза. – Через заднюю дверь или в окно?

– Через заднюю дверь.

– Идем туда.

Джефериз пошел в обход дома. Задний двор был небольшим и аккуратным, с батутом и баскетбольной сеткой. Как у любого десятилетнего пацана, у Коуди было много энергии, которую нужно было куда-то выплескивать. На деревянной террасе – аккуратные клумбы, под зеленым брезентовым навесом – гриль. Садовый стол на четверых. Уинтер почти что слышал эхо их веселого летнего смеха.

Убийца вырезал стеклорезом круглое отверстие над дверной ручкой, просунул в него руку, открыл себе дверь и вошел. Один из криминалистов как раз собирал с двери отпечатки. Это кропотливая работа, требующая высокой степени концентрации. Время на месте преступления всегда замедляется, никто никуда не торопится. Все боятся стереть улики. Они прошли в кухню. В отличие от мест предыдущих взрывов, она была совершенно цела. Уинтер вопросительно посмотрел на Джефериза.

– Я не вижу разрушений.

– В этот раз взрыв был в спальне.

– Еще одно отклонение от привычной схемы.

– Судя по вашему тону, это хорошо.

– Не просто хорошо, а лучшее, что может быть. Если мы поймем причины, почему он отходит от своей схемы, мы поймем его изначальный замысел. А поняв его, мы многое поймем о нем самом.

Джефериз отрицательно замотал головой.

– Все это слишком сложно и ненужно. Поэтому я и говорю, дайте мне перестрелку, и я в ней разберусь.

– На самом деле вам же нравится, признайтесь.

– Вы думаете?

В кухне повсюду были следы последнего совместного вечера Майры и Коуди: бокал для вина с красным пятном на дне, заряжающийся планшет, школьный рюкзак на столе – застегнутый и подготовленный к утру. Все четыре стула стояли на ножках и были аккуратно задвинуты под стол.

Дверь холодильника – настоящая копилка воспоминаний. Фотографии держались на магнитах, и на всех был Коуди. Он выглядел счастливым. Темные волосы, карие глаза, забавная ухмылка. Не всегда можно доверять внешним проявлениям, но в данном случае форма отражала содержание. На нескольких фото они были вместе с мамой, и их внешнее сходство было очевидным – те же глаза, тот же изгиб губ при улыбке. Ни одной фотографии отца. Уинтер протянул руку в перчатке и провел ею по фотографиям, закрыл глаза и погрузился в события той ночи.

*

Ночь способна творить чудеса, превращать обыденность в волшебство. Все это благодаря лунному свету, который лепит из привычного батута и баскетбольной сетки светящиеся скульптуры. Лужайка становится серым озером, над которым как горы возвышаются забор и деревья. Мир, в котором я сейчас, – это мир неограниченных возможностей. Я тихо и осторожно иду к задней двери, слыша каждый свой вдох, каждое биение сердца, каждый шаг. В соседних домах так же тихо, как и в этом. Вырезаю отверстие в стекле и осторожно вынимаю его с помощью присоски. Воображение рисует мне, что будет, если оно упадет на землю и разобьется на тысячу осколков. Везде сразу включится свет, завизжат сирены подъезжающей полиции.

Аккуратно опускаю кружок из стекла на пол и вхожу в дом. Внутри пахнет ужином. Тишина. Я думаю о том, что сейчас произойдет. Открываю дверь на кухню и в темноте прохожу в коридор. Задерживаюсь у лестницы наверх, прислушиваюсь. Все тихо. Мать и сын крепко спят. Я поднимаюсь на второй этаж и иду по коридору. Сначала пойти в комнату мальчика? Думаю, да. Мне нужно удостовериться, что он не доставит проблем. Заглядываю в его комнату. Он крепко спит.

Выхожу из комнаты, тихо закрывая дверь, и иду в комнату матери. Целую вечность стою и смотрю на нее, обдумываю возможные варианты.

Столько вариантов.

Вдруг она просыпается. В ужасе. Беру ее за горло, прежде чем она успевает закричать. Она борется, страх делает ее очень сильной.

– Делай, как я говорю, или он умрет.

Говорю это громким шепотом. Она тут же затихает. В глазах – ненависть, но она ловит каждое мое слово и ждет следующего приказа.

20