сообразит, что можно конкретно для подруги сделать.

Лера тоже не верила, что все будет нормально, тем более скоро.

После всего, что сегодня ей пришлось пережить, она, даже призвав на помощь все свое воображение, не могла представить, что такого удивительного и хорошего должно произойти, чтобы вернуть ее жизнь в привычное русло.

Такое умонастроение ей категорически не нравилось. Она, конечно, была скептиком, но ведь не махровым же меланхоликом и не пессимистом!..

Посему теперешнее состояние души определила для себя как недостойную слабость и попыталась встряхнуться и перенастроиться, внедряя в голову нужные мысли, трезвые и скептичные.

И с чего она так загрузилась? Что, собственно, такого непоправимого произошло?.. Подумаешь, муж сбежал. Подумаешь, обнаружился труп в прихожей.

Труп наглой девки, которую она так ненавидела. А рядышком с мертвым телом ненавистной Юлии Лепехиной валялся стальной блестящий молоточек из итальянского кухонного набора, которым так удобно отбивать антрекоты. Испачканный кровью и чем-то еще, тошнотворным и страшным.

– Ваша вещь? – равнодушно-деловым тоном спросил ее приземистый крепыш, бывший, видимо, старшим опергруппы.

Как она не заметила молоток раньше?.. Впрочем, хорошо, что не заметила. А то наделала бы глупостей и усложнила себе жизнь.

– Ну, – глухо проговорила Лера.

– То есть ваша? – решил уточнить старший опер.

Валерия прокашлялась и четко произнесла:

– Моя.

– А вещички в саквояже чьи? Тоже ваши?

– Наши, – опять угрюмо согласилась Лера.

Не то чтобы Бурова растерялась, но все мыслительные процессы в ее голове как-то замерли, не отзываясь на происходящее. Лера откровенно тупила, понимая, что тупит себе во вред, но ничего не могла поделать.

Позвонив в полицию, она выскочила из собственной квартиры в лифтовый холл и до приезда опергруппы там и торчала, не в силах просочиться внутрь мимо Юлькиного трупа. И молотка разделочного она не заметила, и сумку эту треклятую не рассмотрела.

В этой самой дорожной сумке, которой обычно пользовался Леонид для перевозки громоздкого спортинвентаря, теперь обнаружился его ноутбук, россыпь Лериных украшений из серебра – золото она не любила, – Лерин же айпад и почему-то тостер. Ручки сумки, вяло завалившейся набок, сжимала мертвая кисть мертвой Лепехиной-младшей.

– С потерпевшей знакомы? – тем же размеренным тоном задал следующий вопрос полицейский.

Он проводил взглядом носилки с телом, упакованным в черный пластиковый мешок, которые люди в униформе как раз подтаскивали к лифту, и вновь посмотрел на Валерию.

– Да, – процедила Валерия, а потом добавила через силу: – Это дочь моего мужа, Юля Лепехина, отчества не знаю. В смысле не знаю, что у нее в паспорте там написано.

– А в каких отношениях лично вы с ней состояли?

– В нормальных. В натянутых, – после паузы поправилась она.

– Вот, значит, как? – перехватил инициативу у начальства тощий блондин с оттопыренными ушами и тут же с иезуитской улыбочкой вопросил: – Значит, вы утречком домой заявились, а она навстречу чешет с вашим хабаром в котомке? Извиняюсь, с вашим добром? И что потом?

– Я же вам сказала! Я приехала, а она тут лежит мертвая!

– Ну, да, конечно… А откуда вы ехали, так, для справочки? И где, кстати, были на момент смерти? И кто может это подтвердить? – пригвоздил Валерию ушастый каскадом вполне ожидаемых вопросов. Наверное, в школе полиции он был отличник.

– Откуда я знаю, когда она умерла… – бесцветным голосом произнесла Лера.

Ее просветили. Примерно, навскидочку, в районе пяти утра, если судить по степени окоченения, но это не точно. Точнее скажет патологоанатом.

В районе пяти…

Валерия встрепенулась и, с благодарностью вспоминая зло-вредную Майку, рассказала в подробностях, где она была, что при этом делала и кто сие может подтвердить.

Слушали ее без восторга. А потом недовольным тоном спросили, где можно найти ее муженька и одновременно покойной Лепехиной папашу, с тем чтобы ему тоже задать несколько вопросов.

– А не знаю я, где найти моего муженька! – с веселым надрывом, на грани истерики, воскликнула Лера, однако, справившись с собой, продолжила почти спокойно: – В бегах муженек, вторые сутки как нету. Вот собралась в околоток заявление писать о пропаже. Примете на день раньше? По знакомству?

– Похоже, что он барышню-то и грохнул, а? – повернувшись спиной к Валерии, поделился мнением с коллегами старшой.

Тут Бурова взорвалась:

– Сначала исчез, потом заявился, грохнул и снова сбежал?! Вы хоть сами себя слышите? Ничего умнее придумать не могли?! Он не шизофреник!

Она еще что-то возмущенно выкрикивала, воплями стараясь заглушить страшную мысль о том, что как раз вчера вечером Леонид был дома и с кем-то трепался по телефону.

– Вы успокойтесь, дамочка, – устало проронил третий член опергруппы, кажется, это был криминалист. – Мы все версии рассмотреть должны. Работа у нас такая, понимаете? Вот встретимся с вашим супругом, пообщаемся, поинтересуемся его алиби… И вам вернем для экзекуции. Если, конечно, он непричастен.

Валерия вознамерилась произнести в ответ что-нибудь едкое. Что-нибудь, пробирающее до печенок, это она умела. Адреналин, который наконец прочистил ее извилины, собирался сослужить ей плохую службу – она забыла, что хамить полиции глупо и опасно. Хорошо, что ее отвлекло от рискованной выходки новое событие.

– Ваша вещь? – вновь задал Валерии базовый вопрос старший группы, поднимая на вытянутой руке, словно дохлую кошку, сумку-торбочку, кособоко приткнутую в углу около входной двери.

Валерия помотала головой и проговорила:

– Юлькина.

Опер принялся вытряхивать содержимое торбы на пуфик, стоящий возле галошницы.

С мягким стуком на кожаную обивку высыпались мелкие предметы женского обихода – пудреница, расческа, тюбик губной помады, пачка сигарет. Смартфон, втиснутый в стильный лаковый футляр. Засаленный на сгибах, велюровый, вишневого окраса, кисетик.

Развязав шнурок, стягивающий его горловину, опер извлек из тряпичного чрева мобильник, явно не новый. Хмыкнув, подцепил с пуфика дощечку смартфона.

– А зачем вашей девушке было нужно так много коммуникаторов? – поинтересовался он в пространство, но, понятное дело, адресуя вопрос именно Лере.

Та сдержалась, пропустив мимо ушей местоимение «вашей». Ответила спокойно:

– Смартфон ей Воропаев недавно подарил. Она пожаловалась, что мобильник потеряла.

– Выходит, нашелся?

Валерия пожала плечами. Он и не терялся, скорее всего. И скорее всего, опер это замечательно понял.

– Контактов всего три, – доложил начальнику ушастый, успевший разобраться со смартфоном. – Входящих нет, исходящие имеются, но мало. Малообщительная барышня оказалась. Кэп, а с мобильником глухо. Выключен, пин-код требует. Хотя… Дай-ка одну мысль проверю.

Он проворно вывернул кисет растрепанными швами наружу и после десятисекундной паузы торжествующе заявил, поднося тряпицу к физиономии командира:

– Во, взглянь. Цифири какие-то нацарапаны. Зуб даю, пин-код барышня записала. Ща мы это живо проверим…

Мобильник пин-код скушал. А когда довольный ушастый принялся нажимать крошечные клавиши с целью изучить журнал вызовов и контакты, телефон ожил окончательно