Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И каков мотив убийства? Говорят, это важно – узнать мотив, чтобы вычислить убийцу. Опять же – зачем убийца проник в дом? Ради кражи? Но у них ничего не пропало, Лера проверила.
Торопился? Испугался? Угу. Запирать дверь на два замка не боялся, а прихватить саквояж с ноутбуком спасовал? Значит, приходил ради убийства.
А в квартиру как вошел? Еще одна связка ключей? Не многовато ли? Или они пришли вместе? Или эта дура сама открыла ему дверь? Может, она ждала знакомого? Ага, в пять утра и не в своей квартире. Натянуто, натянуто…
Лера поняла, что запутывается и теряет нить рассуждений.
Может, все же это Лёнька ее… грохнул? И нервы у него что надо, и педант еще тот. И ничего из квартиры не пропало.
Нет, непохоже это на Воропаева, Лера мужа знает. Даже если он девицу и пристукнул, то просто так с места событий он бы не умотал. Он же не шизофреник. Он бы труп вывез и где-нибудь спрятал.
Тут Лера встряхнулась. Что за абсурд лезет ей в голову?.. Да и зачем Лёньке ее убивать, доченьку нежданно обретенную, раз он даже собрался одарить ее по полной программе? Какой у него, так сказать, мотив для этого? Нет у Леонида мотива!
Но мысли продолжали назойливо лезть. Он же был вчера вечером здесь? Был. По телефону с кем-то разговаривал. Значит, возможность у него имелась. А возможность – это уже серьезно. Хоть и не доказательство вины.
Кстати, а кто ему звонил? Или это он звонил кому-то?
Нужно непременно с тем человеком поговорить. Вдруг он знает, где сейчас Воропаев? Убийство – убийством, но ей же мужа надо найти, даже если он от нее прячется. Хотя бы для того, чтобы объяснить, что не она повинна в убийстве его дочери. А там – пускай как хочет. И от «Скворечника» Лера откажется сама.
И она кинулась искать трубку домашнего телефона.
«А полисмены-то – лошары. Мобильник Юлькин изъяли, а домашний не проверили», – думала Лера, нервно нажимая на кнопки и радуясь, что они такие лошары.
Если бы проверили, не отвязались бы так просто от их семьи. Никакая информация о глыбокоречинских делах Юлии Лепехиной не отвела бы тогда подозрения от Леонида.
Даже если он и пришиб девчонку ненароком, во что Лера все же не особенно верила, полиции об этом знать необязательно. Кроме того, девица такую жизнь стремную вела, что, скорее всего, не своей смертью бы скончалась. В конечном-то итоге.
А если все-таки окажется, что Воропаев причастен к смерти собственной дочери, Лера ему этот факт не помянет и от мужа не отвернется. Он не урод, чтобы от него отворачиваться, не садист и не психопат. И не монстр. Просто так все сложилось для него неудачно. Ну и для Юлии тоже. Главное, что он Леру отравить не собирался.
Главное, чтобы память телефона не подчистил после вчерашнего звонка.
А он и не подчистил. И разобраться в вызовах было несложно.
За вчерашний день только один и был. На светло-сером дисплее высветился исходящий номер в виде какого-то непривычного набора цифр.
Лера не сразу сообразила, что это межгород. Но это был не просто межгород.
Леонид звонил в Глыбокоречинск. Зашибись.
«Ой, ну как же ты сразу не догадалась? – тут же принялся ерничать внутренний голос. – С кем же ему еще было на ночь глядя общаться, как не со своей провинциальной пассией?»
Хотя его пассия вчера после обеда свинтила в Москву на электричке и, по Лериным предположениям, тем же вечером должна была разгуливать в неглиже вот по этому самому ковру, дразня Лериного мужа черно-красными подвязками. Или она не до Москвы ехала? Или, доехав, тут же с Казанского вокзала села в обратную сторону, чтобы успеть вернуться домой как раз к Лёнькиному звонку?
Ты бред не неси, хорошо?..
Внезапно Лера почувствовала неприятный холодок под ложечкой, только ревность была ни при чем.
Вспомнив Турчинскую, Лера припомнила про весь Глыбокоречинск. Так сказать, в комплексе. И как будто очнулась от дурного наваждения.
Вновь зашевелила мерзкими щупальцами тревога, и сердце гулко забило по ребрам, получив внепланово дозу адреналина. Совсем как вчера вечером, когда она гнала Миху в Москву и безуспешно пыталась дозвониться до Леонида, а мобильник его был вне доступа и домашний не отвечал. И она боялась, что с Лёнькой уже что-то случилось. И торопилась его предупредить, надеясь, что еще не поздно.
О чем? О том, чтобы был поосторожнее, если решит вмешаться в чужие криминальные разборки? Или рассчитывала запретить ему в них вмешиваться? Зная наперед, что это нереально. Уж если Воропаеву что-то втемяшилось, переубедить его невозможно, а запретить тем более.
Помнишь, как всю дорогу из Глыбокоречинска ты психовала? Изводила себя придуманными ужасами, пока не случилось то, что случилось: Воропаев не захотел снять трубку, чтобы поговорить с тобой. И тогда ты моментально, забыв все страхи за него и тревоги, сделала вывод, что муж больше не желает тебя слышать, видеть, знать и что он тебя предал. Зловещая картина утюгов и паяльников, нацеленных на связанное тугими веревками тело мужа, вылетела у тебя из головы, улетучившись стремительно и бесследно.
Ты опять повелась на эмоции, детка, а тебя ведь предупреждали. Алинка Росомахина даже прочитала лекцию по поводу твоих, дорогуша, прямых реакций в обход головного мозга и следующих за таковыми реакциями катаклизмов. А ты на Алинку тут же разозлилась, сочтя обвинения беспочвенными и оскорбительными, хотя не оскорбила она тебя, а предостеречь хотела. В своей манере предостеречь, но ты же Алинкины приколы знаешь, могла бы и перетерпеть. А ты взъярилась, впрочем, как обычно, и отшила Алинку нехорошо. Помнишь? Высказалась, что, может, кого и послушалась бы, только при чем тут Росомахина с ее собственными неадекватными реакциями? Киреева тогда тебе пальцем на лоб показала тайком, чтобы Алинка не видела. А ты и на Кирееву тогда наехала, по ходу, а потом подлизывалась и обеих на тортик зазывала. Хорошо, что твои приколы они тоже знают.
Вот не взбесилась бы вчера по причине того, что Лёнька не захотел ответить на твой звонок, а приехала бы домой, поговорила бы с ним… Услышала бы от него без всяких недомолвок и