затем продолжила:

— И вот как раз в тот год должен был быть Великий Обряд. Не знаю уж, как мне в голову пришла такая бредовая мысль, что он тоже должен в нем участвовать, но мы с ним в Старый Город приехали вдвоем. На казенной машине. И знаете, что выяснилось? Оказывается, не только я, но еще шестеро эльнар привели на Обряд людей.

— Шестеро… и еще ты? — медленно произнес Марон. Он только теперь начал догадываться, о чем говорит Рэн. — Так ты… помнишь Первый Совет?

— Помню, — кивнула Рэн. — Людей, правда, на Обряд не допустили. Нас тоже. Сказали, что мы еще маленькие. Даже к центральной площади близко подходить не разрешили. Ни нам, ни им. Ну вот они и собрались тогда все семеро в доме на окраине. И мы там тоже были. Кстати, нас тогда и посвятили в рыцари. Всех. Это было мое первое и самое главное Посвящение, — улыбнулась она. — Остальные — только подтверждали тогдашнее.

— Рэн, а можно тебя спросить… — нерешительно произнес Рахан. — Вот есть такая легенда, что на Первый Совет каждый из Семи принес свой вариант Устава, и оказалось, что эти варианты не отличаются не одной запятой.

— Ты хочешь знать, правда ли это? — улыбнулась Рэн. — Не совсем. Правда только то, что окончательный вариант был принят всеми Семью магистрами единогласно. Но этот вариант они обсуждали несколько часов, пока не пришли к согласию. Послушайте, а ведь ветер стихает, — внезапно сказала она, подняв глаза к небу. — А давайте поедем отсюда в Старый Город. Вы ведь, наверное, там никогда не бывали? А помощь для Румпаты мы можем и в Фиолетовой попросить.

…В три часа пополуночи, когда даже часовые дремлют с открытыми глазами, в непроглядной темноте и тучах пыли, все еще гонимой слабеющим ветром на восток, «Красный вихрь» незаметно переполз через дорогу, ведущую из Румпаты в Ангнор, и еще до рассвета его широкие колеса пересекли границу провинции.

Дозорная башня

Фиолетовая провинция — это горы. Прежде всего — горы. Пять хребтов простираются через ее землю с запада на восток: Олений, Сосновый, Каменный, Боковой и Водораздельный.

Но все эти названия придуманы людьми. Ни эльнар, ни гномы — а в этих горах их живет немало — так не говорят. Да и сами люди чаще всего пишут на картах просто и без затей: «Аладонг».

Это страна грохочущих рек, льдистых пиков, темных ущелий и крутых перевалов с мрачными именами: Алансолон — Подпирающий Небеса, Хайн-Гхой — Тень Преисподней, Ворний — Отчаяние, Эгле — Забудь…

Вот таковы дороги Аладонга. Да и нет там дорог, подходящих для машины, кроме разве только Бромионского тракта, идущего чуть ли не самым краем моря из Меттена в Ангнор. По нему, кстати, и катились сейчас колеса «Красного вихря».

Нет в Фиолетовой провинции и крепостей. Кроме опять же самого Бромиона — морской цитадели на северном побережье, господствующей над всеми путями вдоль него.

А остальные… Полноте, да разве это крепости? Это скорее крохотные замки с небольшими гарнизонами, прилепившиеся наподобие ласточкиных гнезд к плечам неприступных скал. Однако попробуйте-ка пройти мимо, и чтоб вас из этой крепости не заметили. Вот вам и дорога, действуйте. Да-да-да, вот именно эта тропа в три стопы шириной. Это дорога, и притом другой здесь нет. Так что, хотите вы этого или не хотите, а придется обращаться в этот замок. И, пожалуйста, извольте называть его, как и положено, крепостью. Кстати, резиденция магистра находится как раз не в Бромионе, а в Илорте — вот в таком «ласточкином гнезде» близ Бромионского тракта. Так что проявляйте уважение к крохотным горным замкам — на самом деле это неприступные твердыни!

Многие из них известны любому страннику — как хотя бы тот же Илорт. Но есть и такие, о которых ходят лишь разноречивые слухи. И больше всего ими окружен Старый Город — тот самый, где некогда состоялся Первый Совет. Говорят даже, что никому и никогда не удавалось дважды найти его на одном и том же месте. Но так говорят большей частью те, кто не бывал там никогда.

А бывали в Старом Городе немногие, даром что он расположен не так уж далеко от границы с Красной провинцией…

— Сейчас налево, — сказала Рэн.

— Туда? — удивился Рахан.

Действительно, на скале у развилки виднелась аккуратно выбитая надпись: «Не та дорога, поворачивай обратно».

— Все правильно, туда, — кивнула Рэн. — Мы же не в Бромион едем.

Рахан недоверчиво пожал плечами, но повернул.

Дорога, вначале по ширине не уступавшая Бромионскому тракту, поднимаясь вверх, делалась все уже и уже. Снова промелькнула скала с надписью — теперь уже на эльнарине. Его округлые руны Марон уже научился узнавать безошибочно.

— Что там написано? — спросил он.

— «Путник, ты здесь подобен росе на камнях», — перевела Рэн и пояснила: — Красные ворота. Самое опасное место на этом пути.

Кроваво-алые скалы так сдавили течение небольшой реки, что, вздумай кто-нибудь перекинуть поверх ущелья мост, пролет его не превысил бы и десяти саженей. Но, говорят, это еще не предел — где-то есть и Двухсаженный Мост, а под ним все двадцать… Да мало ли чего иногда говорят о Фиолетовой провинции!

Горы между тем внезапно раздвинулись в разные стороны, как завеса. Открылась широкая долина. А посередине ее, чуть в стороне, возвышался большой холм, или, скорее, отрог одного из окрестных пиков, обтекаемый тонкой речной петлей. И весь он сверху донизу был усыпан маленькими домишками — немногим больше деревенской бани, только каменными. Единственным в этом странном городе крупным строением была взметнувшаяся к небу с самой вершины полуразрушенная башня.

— Вот на ней и была установлена Двойная Звезда, — показала рукой Рэн. — Нам, кстати, туда. Только по дороге надо будет еще на минуту остановиться.

Рахан затормозил там, где она попросила — у большого, в полтора человеческих роста, камня с высеченной на трех языках надписью. В самом верху Марон безошибочно опознал эльнарин. Знаки в нижней части не говорили ему ничего. Но в середине… Это был язык людей, и написано было вот что:

«На этом месте стоял дом, где в 14 году до Катастрофы состоялся Первый Совет Семи. Рыцарь, остановись: отсюда начинался Орден!»

Ноги сами вынесли Марона из кабины. Рэн стала слева от него. Рахан — рядом с нею. Три клинка вылетели из ножен, как живые, и взметнулись к небу в приветственном жесте. Это был и салют, и реквием. Трое рыцарей отдавали честь месту, где был рожден Устав.