никогда не поженимся. Ни по людскому обряду, ни по эльнарскому. Потому что я болен и скоро умру.

И добавил уже более спокойно:

— Когда будет суд, спросите у малленских ученых про корову, которая сдохла через две недели. Так вот: у меня прошло уже три. И я с каждым днем чувствую себя все хуже и хуже.

… Выйдя от магистра, Марон еще долго бродил по замку, оглядывая самые потаенные закоулки. Во двор, где стоял «Красный вихрь», он спустился только под утро — уже без холщового мешка, который он так бережно прижимал к себе всю дорогу от Старого Города до Хорсена.

Звери неожиданно насторожились, втягивая влажными носами воздух. Волк, выбежавший навстречу, внезапно остановился и заскулил.

— Что случилось? — спросила Рэн. — Ты что, порезался?

— Ладони ободрал, — отозвался Марон. — До крови. Вот они и чуют.

Он отошел в сторону, где из небольшого оправленного в камень бассейна — источника питьевой воды — вытекал узкий ручеек, и тщательно вымыл руки.

— Давай, я хоть посмотрю, предложила Рэн.

— Да ну, пустое, — поморщился Марон. И, не желая показывать, что на самом деле руки у него болят гораздо сильнее, чем он пытается представить, перевел разговор на другое:

— А с кем это ты сейчас беседовала на эльнарине?

— Ты не узнал? — удивилась Рэн. — Это же Аларон. Который в Маллене своего волка на собаку натравил, помнишь?

— Тьфу ты… Ну точно, Аларон из Хорсена! — смущение Марона, впрочем, было притворным, Аларона он узнал сразу. — Ба, да там с ним еще и Равини! А о чем вы говорили, если не секрет?

— Все больше о давно минувших временах, — отозвалась Рэн.

Она не сказала прямой лжи, но не сказала и всей правды. Разговор действительно шел о событиях десятитысячелетней давности. Но слишком уж они переплетались с современностью…

— Смотри, — говорил Аларон. — Там реактор и здесь реактор. Там производили плутоний и здесь тоже. А если ты еще сомневаешься, так я тебе скажу, что на моей памяти с Алансолона машина спустилась только один раз. Только тогда это сделал Великий магистр, а теперь это будет Фиолетовый.

— Ну и что? Отозвалась Рэн.

— Это Кольцо Событий.

— Знаю. Для меня оно замкнулось в Старом Городе.

— В Старом Городе?

— Да. Когда Роллон вручал этот клинок моему отцу, — Рэн положила левую руку на рукоять, — он сказал мне так: «Ты возьмешь его, когда станешь взрослой. Но с тех пор тебе сужден путь по кругу на много лет. И, когда круг замкнется, мы встретимся». Это было в Старом Городе. Помнишь, он пришел на эльнарский Совет, опоясанный двумя мечами?

— Помню. Ну и что же?

— А то, что один из этих мечей лежит сейчас в кузове «Красного вихря». А второй — в Крихене. Тот, что здесь, выкован против темных богов, а тот, что в Крихене — против Светлых.

— Лунный и Солнечный?!

— Да. Это они. И сделал их не кто иной, как Роллон.

Рэн некоторое время молчала.

— Я как-то слышала от одного человека — безбожника такое рассуждение, — внезапно произнесла она. — Якобы люди, зная, что они умрут, из страха перед смертью выдумали Бога и бессмертие. И вот мне очень хотелось спросить: а что рождается из страха перед бессмертием? Даже так: что рождается из страха перед смыслом, который по определению не воплотим ни в чем конечном? При том, что и мы ведь — конечные! Ну, пусть мы не знаем старости, но ведь и мы умираем!

— Ну да, — усмехнулся Аларон. — Поди-ка, вбери в себя мир, чтоб не кончаться!

— А не идея ли Кольца Событий из него рождается? — продолжала Рэн. — Страх бессмертия заставляет бегать по кругу. И от вечного возвращения одного и того же возникает иллюзия конечности. Но жизнь при этом подменяется псевдожизнью.

— Это почему же?

— А потому, что Два Меча закрывают мир от всех богов, — ответила Рэн. — Я подчеркиваю: ОТ ВСЕХ. В том числе и от Хранителя Высшего Источника. Даже в первую очередь — от Него. И получается псевдожизнь. Потому что настоящая жизнь порождает только себя. То есть тоже жизнь, только еще большую. И так определяется. Для нас. А у Творца он — вся. Высший Источник — это ведь Суть жизни Мира. И в каждом из нас есть Его частица. Собственно, это и есть то самое, что отличает живое от неживого. И чего нет ни у одной машины. Машина может носить имя, но духа в ней нет.

— А, кстати, о машинах, — прервал ее Аларон. — Вам не пора уже ехать в Крихену? Вон, гляди, уже и Марон сюда идет. Эй, а что это звери к нему принюхиваются? Кровь, что ли, почуяли?

«Красный вихрь» перевалил через горы с первыми лучами июльского солнца. Строгая темно-серая вертикаль хорсенской дозорной башни все еще виднелась позади на фоне ярко-голубого неба, как последнее напоминание о суровой красоте Аладонга. А внизу, там, куда почти неудержимо сползала машина, зеленели леса, струились ручьи, курились дымки над деревенскими кухнями… Это была уже Синяя провинция.

Но у Рахана не было ни времени, ни сил на то, чтобы восхищаться пейзажем. Слишком крут был спуск. И слишком опасен.

Железная громадина почти не повиновалась, постоянно угрожая перевернуться и закувыркаться по склону. Пар не вращал колеса, а, наоборот, сжимаемый ими до последнего мыслимого предела, вырывался из клапанов раскаленными прозрачными струями. От этих струй превращалась в буровато-зеленоватую кашу трава. Покрышки, скользя, раздирали почву, оставляя за грузовиком мертвый след.

Громкий протяжный свист резанул уши.

— Прокладка! — ахнул магистр.

И точно: снизу, с правой стороны, пар выходил не толчками, а непрерывно, белыми клубами. Машина резко вильнула влево, но Рахан отчаянным усилием удержал ее.

— Ну, все, — почти спокойно произнес Дигет. — Если он не справится, мы опрокинемся.

— Откройте дверь! — распорядился магистр. — И будьте готовы прыгать. Рэн — первый.

Дигет не знал, что Рэн — женщина. Но он не возразил ни единым словом: безусых юнцов надо спасать первыми. Опытный боец спасется сам.

Марон тоже не сказал ничего. Только, освобождая проход, он сел позади магистра.

Дигет понимающе кивнул. Фиолетовый, конечно, умен, но, не распорядившись, кто будет прыгать вторым, он допустил ошибку. А после того, как прыгнет Рэн, командовать будет уже поздно. В конце концов, главу провинции тоже надо беречь. Как и всякого старшего по званию. И потому, как только Марон вытолкнет магистра за дверь — он, Дигет, поступит точно так же с самим Мароном.

А там, в кабине, отчаянными усилиями удерживал машину Рахан. Работало все — вцепившиеся в руль руки,