— А если я не хочу останавливаться? — сказала она на третий вечер.

— Не тебе решать, что и когда произойдет. — Темные глаза его сверкнули. — А мне.

— Но ты норманн. Вы известны во всем мире тем, что берете сразу все, чего хотите. Почему же…

И тут она поняла, что говорит, о чем спрашивает. Неужели он действительно охладел к ней? За три дня?

От улыбки Торбранда по телу пробежал озноб.

— У меня нет желания сделать из тебя мученицу, Эльфвина.

В тот вечер она долго не могла заснуть.

Она всегда относилась к тому, что будет отдавать мужчине, как к принесению жертвы. Но если судить по поцелуям, ни о чем подобном нет и речи.

Эльфвина решила, что должна все хорошо обдумать. Так и было, но вскоре, разомлев от тепла, она погрузилась в сон.

На следующий день, как ей показалось, что-то изменилось. Они двинулись в путь утром, но всего через несколько часов сбавили темп. От Эльфвины не укрылись взгляды, которыми обменялись мужчины, а Лейф произнес что-то по-ирландски. Что-то веселое, потому что Ульфрик улыбнулся.

Братья Торбранда ехали впереди, и Лейф распевал песни, больше подходящие для празднества в залах, чем для серого зимнего леса.

— Что произошло? — не удержалась от вопроса Эльфвина.

В следующую секунду в голове вспыхнула мысль, что ей очень удобно сидеть на лошади в крепких объятиях. А она и не заметила, когда появилось это ощущение. Давая руке отдохнуть, Торбранд часто клал ее на ногу Эльфвины таким жестом, словно она была его собственной. А девушка, похоже, привыкла к этому и с удовольствием прислонялась к широкому торсу.

«Жертвенности нет и в помине», — произнесла она про себя.

— Скоро проедем последнее из поселений данов к северу от бургов. Денло с этими данами, которые никак не образумятся, будет позади, — ответил Торбранд. Тон его изменился, появилась некая властность, которой не было прежде. — Мы у Йорвика, вскоре окажемся во владениях нашего короля.

— Йорвика?! — воскликнула Эльфвина и внезапно ощутила, что его рука сильнее надавила ей на бедро. — Но я думала…

— Что Йорвик удалось заполучить твоей матери? А теперь дяде, занявшему ее место? — Торбранд захохотал так громко, что Эльфвина подняла голову, опасаясь, что с деревьев на них повалится потревоженный снег. — О чем ты думаешь, принцесса? Полагала, пока ты молилась за мир в Мерсии, жизнь замерла в ожидании?

— Ваш король захватил Йорк?

Торбранд вновь захохотал, но как-то безрадостно.

— Он взял его еще в прошлом июне, и тебе это известно. Рагналл претендует на всю Нортумбрию, но ему пришлось тратить время на подавление сопротивления в Йорвике, тамошние даны-христиане предпочитали власть твоей матери, а не Рагналла.

— Моя мать создала бурги почти сразу после кончины отца. — Эльфвина ощутила укол в сердце, гордость была уязвлена, будто он нападал непосредственно на нее. Она считала, что должна стоять, как укрепленные крепости-бурги, построенные для того, чтобы сдерживать набеги данов с востока и таких вот норманнов, как Торбранд, подданных жестокого короля. — Она не была кроткой и слабой женщиной, в этом мог убедиться каждый, кто осмеливался совершать набеги на королевство.

— Мы тоже знаем, что такое война. — Голос его стал низким и грубым. — Я и братья сражались в войске Рагналла на острове Мэн, вовремя провозгласили его королем, все ирландские короли, изгнанные из Дублина, до сих пор помнят, что сделала твоя мать в Честере.

Эльфвина хорошо помнила события в Честере, но сочла неразумным говорить тому, кто взял ее в плен и может уничтожить множеством разных способов, что до сих пор песни, сложенные о «триумфальной победе» госпожи мерсийцев, самые популярные при дворе Мерсии и Уэссекса.

Этельфледа действовала от имени короля, отца Эльфвины, потому что его здоровье подкосила серьезная болезнь. Она отправилась на север, встретилась с норманнами, которые умоляли отдать им Честер, а потом попытались захватить город. Войско Этельфледы сражалось в стенах города, потом стало отступать, заманивая врагов внутрь. Где они и были уничтожены все до одного. Жители тоже помогали ей отбиваться, они лили со стен горячее пиво и бросали в захватчиков ульи.

Эльфвине тогда было семь, и она не поехала с матерью. Но рассказы о той победе долго были ее самыми любимыми. Вот такой была матушка! Хитрая, смелая. Многие считали ее безрассудной, возможно, такой она и была, но не более, чем необходимо для принятия смелого решения и блестящей победы. Эльфвина никак не могла справиться с тоской по матери.

— Полагаю, лучше вспомнить о недавнем возвращении вам Дублина, чем о битве в Честере, с той поры прошло уже немало времени. — Эльфвина старалась быть дипломатичнее, когда речь заходила о бесконечных войнах на этих землях.

— Последние два года я ни о чем не думал. — Голос Торбранда вновь стал походить на рокот. Он крепче прижал к себе пленницу и придержал лошадь, заставляя замедлить ход. Эльфвина сочла это личной, хоть и маленькой, победой. — И был тому счастлив. Мы отплыли с Рагналлом в Уотерфорд, помогали кузену нашего короля Ситрику в битве при Кенн Фуайте, а потом вернулись в Дублин, наша слава не померкнет в веках. Затем мы вернулись на этот берег, к Каусантину мак Аеде, занялись им и его шотландцами, хотя они не хотели сдаваться. Впрочем, это не важно, их уже ничто не могло спасти. Потом мы пошли на Йорвик и взяли его, несмотря на козни твоей матери и ее союзников.

— Тогда тебя не должны беспокоить никакие ее действия, раз город так легко пал.

Это была ее ошибка, серьезная. Эльфвина поняла это, когда слова, ломкие, как наледь, повисли в воздухе. Она ощутила, как Торбранд напрягся, словно борясь с собственным гневом.

— Не волнуйся, леди, — произнес он после некоторой паузы, так, будто хотел ее предостеречь. — Мудрый воин знает, когда сделать привал и дождаться весны.

Больше он ничего не сказал, хотя угроза оставалась ощутимой, словно повисла мечом в воздухе рядом.

Эльфвина нервничала. Она хорошо понимала: будь матушка жива, Йорк был бы в их владении, как большая часть южной Нортумбрии. Возможно, она бы уничтожила этого жестокого короля Рагналла. Он, как и остальные его сородичи, утверждали, что у них общий предок — дед Ивар Бескостный, о чьих кровавых подвигах до сих пор рассказывают юношам-мерсийцам, чтобы они знали, как жестоки бывают враги, и всегда помнили об этом на поле брани.

Торбранд везет ее к этим людям? К Рагналлу, который сочтет ее пленение местью женщине, едва не получившей то, о чем мечтал он. Но мысли уносили ее далеко от захваченных норманнами городов,