Эльфвину бросило в дрожь, и она не смогла это скрыть.

Он не предложил ей никакой еды. Молча забросал костер снегом вперемешку с грязью и, широко шагая, направился к скакуну. Она на мгновение представила, что таким, видимо, был он на поле боя, решительным и быстрым. И очень опасным.

Поспешно разобрав шатер, он прикрепил все вещи к седлу. Затем, обернувшись, навис над ней и посмотрел сверху вниз.

Эльфвина ничего не могла понять. В том числе и свою реакцию на происходящее. Неужели она все же решила ему подчиниться? Готова встать на колени? Она согласна на все, готова петь песни или кричать во все горло, лишь бы избавиться от этого страшного груза внутри?

Она хотела сказать так много. И сделать это не осмелится никогда.

С каждой минутой она все больше убеждалась, что произошло нечто важное. Торбранд изменился за то время, что она спала. Даже в воздухе ощущалось напряжение, будто кто-то пытается высечь огнивом искру, и все вокруг затаилось и ждет результата.

Она задержала дыхание, когда он подъехал к ней и наклонился, чтобы поднять уже привычным движением и посадить перед собой.

Как ей могло казаться, что он прижимает ее к себе как-то иначе, более нежно? Вероятно, ей просто этого хотелось.

Они пустились в путь, когда лучи бледного зимнего солнца коснулись вершин гор. Выехали из леса в долину, которая выглядела совершенно необитаемой, ни одна живая душа — ни человек, ни зверь — точно не ступала здесь после последнего снегопада. Они были уже на середине долины, когда она увидела на ее краю вдалеке домик и поняла, что Торбранд направляется туда. Больше в обозримом пространстве не было никакого жилья.

Сердце падало в такт удару копыт.

При ближайшем рассмотрении дом, построенный из дерева и соломы, казался заброшенным. Он находился на небольшом возвышении, задняя стена его была обращена к крутому склону.

Торбранд остановился у самой двери, спешился, подхватил ее на руки и поставил на белый, идеально ровный покров снега.

— Значит, это твой дом? — спросила она, гордясь собой, как, возможно, никогда в жизни. Ведь ей удалось произнести фразу спокойно, ровным голосом.

— У меня нет дома. — В этом ответе было то, отчего по ее спине побежали мурашки. — Но мы остановимся здесь, Эльфвина, так что можешь считать его временным домом, если хочешь.

Она медленно повернулась и оглядела занесенную снегом хижину. Сердце билось так сильно, что звук, казалось, разнесся по всей долине. Нет, она не позволит себе пасть духом.

В очередной раз она отметила, что жизнь ставит ее в ситуации, к которым готовили с рождения, а она ничего не может сделать правильно. Не надо пытаться примирить стороны, если нет вражды. Как она сразу не поняла очевидное? Если все хорошо с самого начала, остается лишь заниматься домашними делами и вышивать, а это умеют все женщины. Надо было ожидать, что жить ей предстоит не так, как прежде, и вышивать не золотой нитью. Но клубок все же запутан и требует мастерства.

Эльфвина улыбнулась Торбранду, словно он привел ее в богато убранный замок.

— Значит, так тому и быть, — кивнула она. Надо думать о хорошем, а не о плохом. Прошлое в прошлом, с ней останется лишь то, что она заберет оттуда. — Я принимаю твое предложение, Торбранд. И благодарю.

Глава 8

Эльфвина ожидала, что в доме на краю долины придется потрудиться, чтобы он стал чем-то большим, чем просто укрытием, как шатер. Впрочем, неизвестно, каким хотел видеть его Торбранд. О таких вещах она старалась думать меньше, потому что сразу делалась беспокойной.

Торбранд потянул за ручку двери и заглянул внутрь, взявшись за меч, чем вызвал волнение Эльфвины. Неужели он ожидал увидеть здесь врага? Затем воин кивнул ей, позволяя войти. Она сразу обратила внимание, что тростник на полу совсем свежий, его определенно недавно положили. Вдоль одной стены стояла длинная скамья, у другой — небольшой стол. В центре единственной комнаты — очаг. Девушка подняла глаза к отверстию в крыше, через которое выходил дым, чтобы понять, почему его не завалило снегом, и увидела, что оно закрыто. Эльфвина наконец поняла, что на домик они набрели не случайно, его подготовили специально. Сердце забилось часто и глухо, корсаж стал тесен.

Она стояла, не шевелясь, и наблюдала, как Торбранд бросил на пол шкуры и мешки с вещами, а затем принялся убирать доски, защищавшие очаг от осадков. Не сказав ни слова, разжег огонь под котлом. Молчание порадовало Эльфвину.

Вскоре он вышел на улицу, вероятно, чтобы заняться конем, отвести его в небольшую пристройку, снега на крыше которой было чуть меньше. Там его не заметят дикие лошади, которых немало в округе.

Как только дверь за ним закрылась, она занялась делами с неожиданным чувством, близким к радости. Это в любом случае лучше, чем сидеть рядом с Торбрандом и пытаться угадать по его лицу, что ее ждет.

Сначала она решила заняться котлом. Толкнула дверь, и в лицо сразу ударил холодный ветер, заставляя задуматься, смогла бы она преодолеть весь путь до этой долины, не защищай ее широкая спина Торбранда. Внутри его тоже, видимо, горел огонь, который согревал все вокруг. Он может заставить сгореть и ее. И здесь нет никого, кроме носящегося по долине ветра, чтобы стать свидетелем ее превращения в пепел.

Эльфвина содрогнулась и заставила себя спешно отбросить эту мысль.

Она не знала, где находится река, хотя точно должна быть поблизости, ведь никто не станет строить дом далеко от воды. Набирая снег в подол платья, она несколько раз выходила на улицу и возвращалась, наполняя железный котел, — прежде всего было необходимо согреть воду.

К возвращению Торбранда она успела разложить в углу шкуры, организовав постель, стараясь при этом не думать, что не только для него, но и для себя тоже. Не думать, чем они могли бы здесь заниматься. Несмотря на сказанное несколько дней назад, он вполне может нарушить слово и потребовать от нее удовлетворения похоти.

Самым пугающим было не ожидание, а то, что любой его поступок она примет с радостью. Видимо, она очень большая грешница.

Торбранд вошел в дом, огляделся, и его удивленный взгляд заставил польщенную Эльфвину забыть о бессмертной душе. Похоже, он не ожидал, что она способна сделать самостоятельно даже такой пустяк, а ведь этому обучена с детства каждая женщина. Неужели он действительно верил слухам и считал, что от