– Вот всегда говорят: «Слушайся своих инстинктов», – тихо произносит Франко. – Если б я слушался своих инстинктов, ни один мудак в этой комнате давно бы уже не дышал, – весело улыбается он. – А это было бы нехорошо, – добавляет он, поглядывая на Фрэнсис Флэнаган.

– Это Миллер, Антон Миллер этот, Фрэнк, – заявляет Ларри. Франко чует перегар и прикидывает, что Ларри уже приближается к той чмошной стадии, когда будет талдычить по кругу одно и то же как заведенный. – На том флэту он был как у себя дома. Шон ему задолжал, и Миллера напрягало, что он там зависал вон с той патлатенькой.

Он кивает на Фрэнсис, которая уставилась на целую батарею полных бокалов с вином на столе.

– Зуб даю, это все Миллер.

– Всю дорогу за это слышу, – говорит Бегби.

Потом подкатывает Ча Моррисон с широкой ухмылкой от уха до уха. От него воняет бухлом – видно, вчера наотмечался.

– Этот навоз лучше всего кремировать. Шоб зараза не плодилася, в общем-то.

Франко боялся, что испытает после этих слов острый приступ психоза, – но ничего подобного. Он дышит гладко и даже улыбается Моррисону.

Ча Моррисон не ожидал такой реакции и, кажется, искренне расстроен.

– В курсах, у кого он всю эту дрянь брал? У пидорковатого художничка, – усмехается Ча, манерно выгибая кисть и собирая губы в оборочку, пока обоих обступают люди. – Намалюешь потом мне картинку, сладенький? Кстати, зая, как там погодка в Калифорнии?

– Все это дело меня слегонца притомило, – смеется Франко, – но ты не по-детски взбодрил меня своим чмошным пьяным базаром. Я за всем этим даже соскучился. Погода в Калифорнии просто обалдеть – спасибо, что спросил. А ты щас чем занимаешься? Со школотой товар в «Теско» расставляешь?

– Ах ты говнюк ебучий. – Моррисон шагает вперед, но кто-то крепко хватает его за плечо и отдергивает. Развернувшись, он видит не только Тайрона, но еще и Нелли с парнями из боксерского клуба.

– Советую валить отсюда нахуй, пока ты еще в состоянии, – цедит Тайрон.

Ча что-то мямлит, но боксеры и Нелли уже выпроваживают его на улицу, а Элспет уводит Франко в противоположную сторону. Он замечает Майкла, который подобрался вплотную к причине кипиша.

– А ты молоток, Фрэнк, – говорит сестра, – не повелся на этого злобного ханурика. Никада не думала, что скажу это, но вот говорю.

– Децл самоконтроля творит чудеса, – улыбается он, не сводя, однако, глаз с двери.

Первым возвращается Тайрон и направляется к бару, а почти сразу за ним – Нелли.

– Пусть скажет спасибо, что я тоже, блядь, не вышел. – Джо появляется у его плеча и, глядя на Элспет, продолжает: – А то порешил бы нахуй этого мудака…

– Ну да, дыхнул бы на него или чё? – подначивает Элспет, и они начинают грызться.

К счастью, возвращается Микки с парнями, и благодарный Франко устремляется им навстречу. Микки рассказывает, что они просто позаботились о порядке. Нелли заехал Ча в челюсть, после чего тот поковылял восвояси, так что жесткого месилова удалось избежать.

– Божился, что со всеми еще поквитается, но это все пьяный пиздеж.

– Ништяк. Спасибо, Микки, – говорит Франко: ему почти жалко Моррисона, который так долго выступал в роли его заклятого врага, но его сменили сначала Доннелли, а потом Охотник. – Не хотелось здесь никаких разборок – тока не сёдня. – Бегби хлопает его по плечу. – Надо пойти поблагодарить Тайрона с Нелли. Я тут малехо прогнал на толстяка, когда мы последний раз виделись…

Он уже собирается подойти к барной стойке и помириться, но вдруг видит, как Фрэнсис Флэнаган, украдкой окинув взглядом комнату, прошмыгивает в дверь. Судя по ее поведению, она хочет уйти незамеченной и собралась явно не в туалет. Она же говорила, что надо перетереть. И они перетрут. Сказав, что ему надо отлить, Франко выходит вслед за ней наружу, с радостью сбегая от них от всех. На улице озирается.

Фрэнсис словно растворилась под моросящим дождем. Но она просто перешла на сторону Линкс и срезает путь через парк. Франко бросается за ней и, догнав, идет сзади. Его взгляд инстинктивно опускается на ее жопу. Колыхания задницы на секунду гипнотизируют Франко, но потом он вспоминает беседы с Мелани по поводу объективирующего мужского взгляда и поднимает голову, чтобы зазырить всю фигуру целиком. Он думает о мужиках, которые точно так же будут смотреть на его подрастающих дочерей. Что бы он с ними сделал? Поубивал бы нах. Порвал как тузик грелку. И заполировал воспоминания об этих взглядах пинтой их еще не остывшей крови.

«Нет. Дыши. Раз. Два. Три».

Он нагоняет ее у большого дуба.

– Как оно?

Она останавливается и напрягается, смотрит испуганно. Потом окидывает взглядом почти безлюдный парк.

– Ничё…

– В ломы оставаться?

– Ага, тока не с этим Ларри, – говорит она, набычившись. – Вечно пытается затянуть меня к себе на хату.

– По ходу, многие водят тебя к себе на хату.

Она смеряет его взглядом, и к ней возвращается уверенность.

– Ты на что намекаешь? Ты-то здесь каким боком?

– К примеру, Шон.

Он как будто заехал ей кулаком под дых.

– Та не… он был не такой. Мы просто дружили.

Теперь уже мощный удар в живот получает Фрэнк Бегби. «Он был не такой». Франко принял подколки Ча Моррисона за стандартную разводку, но, похоже, они основаны на реальных фактах. Какой парень согласится «просто дружить» с такой девахой? Хотя все это надо будет обмозговать потом. Франко втягивает воздух, пытаясь перезагрузиться.

– Все равно странно, что ты не осталась малехо побухать. Ты ж любишь кирять, я слышал.

– Я уже три недели в завязке и даже если б бухала, то не стала бы пить рядом с этим Ларри.

– А со мной бухнешь? – предлагает Франко, когда на дороге, прилегающей к парку, останавливается бордово-белый автобус Лотианской транспортной компании. Впереди, на размокших футбольных полях, сидят чайки – как будто вьют на земле гнезда. – Может, малехо перетрем за то, что мы говорили?

Фрэнсис обхватывает себя руками.

– Я – АА, – говорит она, явно расстроенная собственной заявой.

– Я тож, – улыбается Франко. – Ну, не совсем АА, ходить на собрания мне западло, но бухать не бухаю. Давай по кофейку? Ты где-то рядом живешь?

– Угу, вон там, – говорит она, кивая на туманный Линкс, и они идут туда вместе.

Шагая рядом с молодой девицей по Литу, Франко переносится в прошлое, когда еще была куча возможностей, пока вечно сжимающиеся тиски насилия не начали вычеркивать варианты. Холод проникает в грудь, но Фрэнк испытывает странное умиротворение, неторопливо пробираясь призраком сквозь морской туман: с одной стороны, местный, а с другой – чужой в этом городе, как во сне. Он слушает свою спутницу, наслаждаясь успокаивающим ритмом женского эдинбургского акцента, вопросительной интонацией некоторых слов. Это дежурная бодяга анонимных алкоголиков – ее речь пересыпана словечками «путешествие» и «примирение», но все звучит неуклюже и наигранно, будто ребенок примеряет на себя взрослую одежду. В какой-то момент она поднимает брови и спрашивает: