Я отправилась в сторону подворотни. Оглянулась: девчушкапродолжала стоять возле киоска, глядя мне вслед. Не успела я дойти до концазабора, огораживающего территорию старого рынка, как меня догнал Денис.

— Что скажешь, Чингачгук? — усмехнулась я.

— Ничего подозрительного вроде не было.

— Давай зайдем в какой-нибудь подъезд и посмотрим, чтонам тут прислали.

Главное, конечно, деньги. Их было около восьми сотен. Такоебогатство меня порадовало и слегка удивило: кошелек подружки был тощ, какмедведь в апреле. Причина неожиданного расточительства стала мне ясна изписьма. Лариска сообщала, что деньги дали друзья, кто сколько смог.Общественность в недоумении, меня ищет милиция, ищет какой-то тип изпрокуратуры, еще какие-то типы и мой работодатель в придачу. Я горестновздохнула, но сейчас все, в том числе и работодатель, волновали меня многоменьше, чем мысль о том, где я буду спать этой ночью. Очень хотелось, чтобыбыла постель, с настоящим матрасом, подушкой и одеялом. Письмо я сунула вкарман и полезла в сумку. Надо отдать должное Ларисе: она проявила заботу ипонимание, все самое необходимое здесь лежало. Я мысленно поблагодарила ее изадумалась. Денис вертелся рядом.

— Денег прислали? — спросил он тревожно.

— Да. С деньгами пока порядок. Зайдем в кафе,перекусим, не думаю, что это особенно опасно.

— А потом? — спросил мальчишка. Хороший вопрос.Действительно, а что потом? Планы будем осуществлять поэтапно, сначала есть,потом думать.

Мы забрели в совершенно пустынную столовую и смогли потрястикак раздатчицу, так и кассира: на четыре наших подноса они взирали сблагоговением, а потом еще минут двадцать с изумлением на нас. Набив желудки,мы немного поскучали на скамейке в парке: Денис оттого, что хотел курить, новроде бы бросил, а я оттого, что надо было приступать к размышлениям, а вголове пусто. Я совершенно не знала, что мне делать. Однако признать передмальчишкой свое полное и безоговорочное поражение было совестно, и я попыталасьизобразить кипучую деятельность.

— Нам нужно узнать, как себя чувствует Степаненко. Еслиэто возможно, попытаться с ним встретиться.

— Чего ты прицепилась к этому менту? Пользы все равноне будет.

— Будет. Давай мыслить логично: кому-то понадобилось отнего избавиться, думаю, в связи с нашим делом. Если это так, значит, он друг:враги наших врагов — наши друзья.

Денис посмотрел на меня с некоторым уважением и почесал нос.

— Как узнавать-то будем?

— Есть идея, — кивнула я, поднимаясь со скамьи.

Направились мы к детскому саду номер семнадцать, оннаходился в трех троллейбусных остановках и пришел мне на ум по двум причинам:во-первых, недалеко, во-вторых, связать меня с этим детским садом мало комупридет в голову. А между тем заведующую я хорошо знала, так как полгода назадрасписывала у них зал. Объем работ был приличным, и мы успели подружиться.Завидев детский сад, Денис насторожился:

— Зачем нам туда?

— Пойдем, узнаешь.

— Нет, я тебя здесь подожду.

— Хорошо. Только никуда не уходи. Вдруг моейприятельницы нет на месте и…

— Да понял, понял… иди.

Заведующую я застала в кабинете, она мне вроде быобрадовалась и спросила: какими судьбами? Я честно созналась, что мне нужентелефон и справочник. Получив и то и другое, я нашла в справочнике фамилиюСтепа-ненко. Их оказалось человек тридцать, не меньше. Для начала я выбралатех, кто имел инициалы Н.П. Таких было трое. Два абонента не ответили, а набравследующий номер, я услышала детский голос и поинтересовалась:

— Николай Петрович дома?

— А папа в больнице, — ответила девчушка. Мамыдома тоже не было, и мы побеседовали. Дела у Николая Петровича, судя по всему,были неважные: он все еще находился в реанимации. Задав девочке массудополнительных вопросов, чтобы исключить ошибку, я убедилась, что НиколайПетрович лежит во Второй городской больнице. И что мне это дает? Если честно:ничего. Номер телефона я на всякий случай записала, а потом позвонила вбольницу. Там тоже не порадовали: состояние тяжелое. Я задумчиво смотрела вокно, надеяться, что меня вдруг озарит и я найду выход из создавшейся ситуации,уже не приходилось.

Заведующая вознамерилась напоить меня чаем и вышла изкабинета. Чая мне не хотелось, но уйти, не дождавшись хозяйки, я не могла,тосковала, глядя в окно, и прислушивалась к голосу диктора, долдонившего что-топо радио. Потом вскочила, сделала звук громче, одновременно пытаясь не упасть вобморок. По областному радио передавали буквально следующее: разыскиваетсяМаксимова Александра Сергеевна, то есть я. Далее следовало описание моейвнешности, даже костюм не был забыт. Кто-то всерьез решил, что я похитиларебенка, его приметы тоже передали, а также просьбу ко всем, кто видел илизнает… Я опрометью кинулась из кабинета и, только оказавшись на улице, смоглаперевести дух. Что ж это делается-то?

Я еще не успела оправиться от одного удара, а меня ужеподстерегал другой. Денис куда-то запропастился.

Я выругалась и пообещала надрать ему уши. Позвала его,сначала тихо, потом громче, и направилась в сторону магазина, решив, что еслион куда и пошел, так, должно быть, туда. Я уже собиралась свернуть за угол,когда услышала донесшийся со двора жалобный крик. Скорее не крик даже, асудорожное всхлипывание. Порядком испугавшись, торопливо вошла во двор.Здоровенный мужик лет тридцати держал Дениса за ворот и наотмашь бил по лицу.Тот отчаянно пытался вырваться и даже предпринимал попытки лягнуть своегомучителя.

— Отпусти ребенка! — заорала я, бросаясь навыручку.

— Тебе что за дело? — рявкнул детина.

— Отпусти, — повторила я, начиная трястись с ногдо головы, причем голос мой тоже дрожал.

— Пошла отсюда, — отмахнулся парень. Я перехватиларуку, которой он держал Дениса, парень рассвирепел и толкнул меня в грудь. Яупала, а Денис завизжал.

— Я тебе голову оторву, гаденыш, — прошипел пареньи ударил мальчишку ногой.

Я вскочила, чувствуя, как что-то в животе у меня сплетаетсятугим и тяжелым узлом, не очень соображая, что делаю, поднялась и шагнула кштабелям покореженных ящиков, краем глаза зацепив в трех шагах от себя обрезокдоски, небольшой, но по виду тяжелый. Все остальное произошло для меня совсемнеожиданно. Я схватила доску, рявкнула:

— Пусти парня! — услышала в ответ: