– Я не знаю, что делать, – произносит он, не глядя на меня.

Его голос, ровный, нарастающий из глубины груди, бьет меня с физической силой. Я сгибаюсь напополам под волнами печали и нежности, требующими утешить его.

– С чем сделать? – спрашиваю голосом, совсем не похожим на свой.

– Со всем. – Видимая рябь жара поднимает волосы над его плечами, открывая шею, исполосованную ужасающими шрамами. – Все плохо.

– Ты можешь это исправить?

– Я не знаю как.

Сквозь оцепенение прорывается гнев. Этот разговор лишен смысла.

Выжить сможет только один.

– Я не умею исправлять, – продолжает он. – Я умею только разрушать.

– Тогда умри.

Я кидаюсь вперед и сталкиваю его с края. Серый халат клубится, как дым. Юноша поворачивается в воздухе, и я ловлю взгляд его угольно-черных глаз.

Внезапно море огня с ревом поглощает ментальную реальность. Пламя захватывает небо, круша плавучий остров и меня вместе с ним.

Распахиваю глаза. Я стою лицом к лицу с Ли Шиминем в реальности инь-ян, воспоминания захлестывают меня.

Не теряя времени, я выдергиваю кинжал из своих доспехов и набрасываюсь на противника, целя ему в горло.

От неожиданности он поскальзывается, и мы вместе тяжело обрушиваемся на границу между инь и ян. От тела Ли Шиминя исходит невероятное тепло. Я продолжаю колоть, в то же время пытаясь мысленно нащупать Красную Птицу…

Клинок расплавляется, остается огрызок.

У меня падает сердце. Я бросаю более внимательный взгляд на противника, и тот потрясает меня – его ци запущено на максимальную мощность, высекая пламя в глазах и мерцая под кожей, словно по его венам течет вулканическая лава. Доспехи светятся изнутри, как раскаленные угли.

Я отбрасываю испорченный кинжал и обхватываю руками горло Ли Шиминя. Его пальцы тоже впиваются мне в шею, и он прижимает меня к земле, меняя наши позиции. Его лицо, с алыми глазами и пылающими меридианами, колышется надо мной, устрашающее и свирепое.

«Это дуэль разумов», – напоминаю я себе.

Бояться нечего. Он несравнимо сильнее меня в реальной жизни, но здесь это ничего не значит.

Я бью лбом по его лбу, затем перекатываюсь, снова пригвождая его к полу.

Он меня не убьет. Он не превратит меня в цифру статистики.

Мое преимущество длится недолго, но я и сопернику не позволяю овладеть ситуацией. Мы беспорядочно перекатываемся вдоль границы инь-ян, не в силах одолеть друг друга. Я пытаюсь захватить контроль над Птицей, но разум Ли Шиминя настолько силен, что я не могу его вытолкнуть. Даже когда часть моего сознания пробивается в колоссальную хризалиду, собирая некоторые ощущения из внешнего мира и размахивая одним из ее крыльев, я не в силах отделить себя от реальности инь-ян. Она пытается затащить мое сознание обратно. Мозг болит, словно его растягивают в двух направлениях, между двумя точками зрения, двумя реальностями. Мой контроль над птицей так же ненадежен, как неровное дыхание, готовое оборваться в любой момент.

Картинка, которую я вижу глазами Птицы, трясется и вызывает тошноту. Там, с белой вспышкой, из тумана атакует хундун-Металл. Его тело подсекает лапы Птицы, и мы оступаемся. Мир вокруг начинает вращаться, словно меня кинули в смерч, оставив лишь тонкую нить, соединяющую с хризалидой. Отчаянно хватаясь за нее, я пытаюсь отбросить хундуна тем крылом, которым могу управлять. Но Ли Шиминь делает то же самое другим крылом, и из-за несогласованности наших действий Птица лишь бесцельно хлопает крыльями и спотыкается.

«Уступи, – молит какая-то предательская часть меня. – Позволь ему разобраться».

«Нет!» – вопит все остальное.

Я не могу отказаться от контроля, который заполучила. И мне плевать, что мы оба можем погибнуть.

Пока наши духовные формы катаются в реальности инь-ян, мы выплескиваем заряды ци из клюва хризалиды. Это единственное, что мы делаем вместе, но мы не координируем выплески. Потоки ци вылетают неравномерно, некоторые мощным рывком, другие слабыми струйками. Это чудо, что хундун вдруг умирает, разлетаясь яркими брызгами в густом тумане.

– Красная Птица, вы потеряли управление!

Мы оба отвечаем на это лишь придушенным воем. В досаде и бешенстве мы сталкиваемся снова и снова, сковывая путами, давя разум друг друга. Жар и давление в груди хризалиды вздымаются до пиковой высоты. Но в этом нет ничего обнадеживающего, как было, когда трансформировалась Лисица. Просто, похоже, сейчас все взорвется…

Теплая кровь капает из ноздрей, и это приводит меня в чувство. Разум колышется, словно его только что вытолкнули из глубоководного шторма. Пытаюсь вытереть нос, но не нахожу сил, чтобы пошевелить руками.

Два копья белого туманного света прорываются из темноты. Пахнет металлом. Я что, заснула в сарае для инструментов? С чего бы мне…

Что-то крупное шевелится позади меня. Звенят цепи.

Я раскрываю опухшие глаза. На меня обрушиваются факты, но они лишены всякого смысла. Доспехи разомкнуты, мои пальцы лежат на подлокотниках кресла инь. И между ними – никаких холодных пальцев трупа.

С шелестом застегивается молния. За моей спиной Ли Шиминь поднимается и покидает кресло, задев меня коленом по плечу.

Он выжил? И я тоже?

Что?

Как?

Мы завершили битву? Разве не предполагалось, что один убьет другого?

Думать об этом мучительно, поэтому я прекращаю. Тяжелые шаги громыхают по направлению к люку, им вторит ритмичный звон цепи. Кровь по-прежнему течет из носа и скапливается между губами. У нее вкус железа. Слова пытаются продраться наружу из глотки.

– Эй, – наконец удается пробормотать мне. Голос звучит хрипло, словно меня на самом деле душили.

Последний шаг сопровождается особенно громким лязгом.

Молчание.

Шелестят мои лохмотья, когда я оборачиваюсь через плечо.

Его оранжевый комбинезон сияет злым пятном в слабой белой дымке, которая просачивается через две новые дыры, образовавшиеся там, где, кажется, располагались звуковые динамики. Проходит несколько ударов сердца. Ли Шиминь стоит все так же лицом к люку, не шевелясь. Словно боясь поверить в услышанное.

– Эй, – произношу я снова.

Он медленно поворачивается, цепь шуршит по ткани комбинезона. Над намордником и ошейником распахиваются глаза – словно распускаются два цветка, влажные, переливающиеся радужными бликами. Он будто всю жизнь провел в черно-белом мире и теперь впервые увидел краски.

У меня вырывается смешок. Я вытираю кровь под носом.