Айю вело. В желудке урчало, а в груди уже привычно саднило. Девушка бросила короткий взгляд под стол, на свои разодранные в хлам вещи, на теплую шаль и отороченные куцым мехом сапожки. Перевела его на свои ноги и промежность, на белесые капли между ними. И обхватила себя руками, вздрогнув.

Снова сделалось мерзко и противно. Тошно. Грязно.

И тысяча вопросов в голове, и сотни сценариев, и все как один в пустоту…

Девушка вздрогнула, когда мимо прошел господин, легко ступая босыми ногами. Нирхасс плавно склонился над ящиком с поленьями и ловко закинул несколько в камин. Огонь помедлив, вгрызся яркими языками в свежую древесную плоть, довольно затрещал, освещая пространство вокруг. Согревая. Успокаивая.

Айя на коленях придвинулась ближе, выставила вперед руки и прищурила глаза. Ассур стоял рядом, привалившись к полке над камином, смотрел на свою служанку молча и равнодушно.

— Можно мне еще вина? — спросила девушка, устраиваясь удобнее, прижимая колени к груди и обнимая их озябшими руками.

Мужчина несколько мгновений медлил, а потом прошел к столу, подхватил бутыль темного стекла и, вернувшись, опустился на шкуру, чуть поодаль от девушки. Протянул ей спиртное.

— Спасибо, — буркнула Айя.

Сделала большой глоток и уставилась на радостный, разбушевавшийся огонь, прижав к себе бутылку.

Выяснять ничего не хотелось, идти куда-то тоже. Несчастная хотела только одного — сидеть вот так вечно. Смотреть на огонь, пить вино и ни о чем не думать. Не чувствовать боли душевной и физической, не преодолевать себя. Не мчаться вопреки, ни урывать себе жалкие кусочки надежды.

Айя теперь поняла, что ее нет…

Отпила еще и еще.

— Есть охота, — буркнула себе под нос и уткнулась лбом в колени.

Вот так вот оно просто. Организм требовал подзарядки, и ему было плевать на все переживания и терзания незадачливой чернавки.

Вот так просто. Просто еда, и никакой драмы. Так вот обыденно и банально, что даже смешно…

И Айя рассмеялась. Громко и звонко. Взорвала эту гнетущую тишину заливистым хохотом. Смеялась, сотрясаясь всем телом, не обращая внимания на пристальный взгляд ассура. Вытирала тыльной стороной ладони выступавшие слезы и смеялась. Смеялась.

Просто не могла остановиться.

— Чего ты хочешь? — спросил вдруг хозяин, дождавшись, когда служанка утихнет, снова приложившись к бутылке.

— Мяса, — выдохнула с придыханием, — большой кусок жареного мяса. И хлеба. Свежего и хрустящего. И шоколада. Молочного, с орешками.

Нирхасс кивнул, резко поднялся и покинул покои, тихо прикрыв за собой мощную двустворчатую дверь.

Айя озадаченно уставилась ему вслед.

— Он что, и правда пошел за едой? — вопросила у пустоты и сделала очередной глоток.

С трудом поднялась и зарылась в жалких лоскутах, бывших когда-то ее одеждой. Относительно уцелели только шаль и перепачканная вином сорочка, украшенная алыми разводами. Служанка все равно ее натянула и накинула на плечи шаль. Примостилась поближе к камину, выхватив из держателя кочергу. Повозила ею в камине, разворошив поленья и раззадорив огонь. И зависла, устремив взгляд в никуда, погрузилась в свои мысли — в себя.

Что теперь делать? Идти в конюшни Шорса? Снова бежать? Остаться?

Айя не знала, куда себя деть. Что делать со своей жизнью и теми обстоятельствами, которые она подкидывала.

Что нужно от нее господину? Почему сегодня он был другим? Что ему нужно? Что вообще происходит? И как надолго ее хватит?

Если бежать не получилось, есть только один выход…

Девчонка вздрогнула, когда послышался тихий скрип и в полоске света от приоткрывшейся двери появился Нирхасс с огромным подносом в руках. Роскошные покои тут же наполнились ароматами жареного мяса и чеснока, чего-то сливочного. Горячего. Вкусного.

Все внутренности Айи свело. Желудок призывно заурчал, бедняжку даже замутило.

Ассур прошел мило, водрузив поднос со снедью на стол, на котором они совсем недавно придавались совершенно неуместной страсти. Служанка проследила за ним взглядом, облизывая пересохшие губы.

— Ешь, — кивнул Нирхасс на еду и умостился в свое кресло, откидывая голову и прикрывая глаза.

Айя недоверчиво вытянула шею и поднялась. Подошла к столу и чуть не упала в обморок. На деревянной поверхности подноса красовалось огромное блюдо с запеченной свиной ножкой, огромной ломоть хлеба и приличных размеров гроздь темного винограда.

Недолго думая, девушка уселась прямо на столешницу, скрестив ноги по-турецки, и оторвала небольшой кусок мяса, тут же отправляя его в рот. По руке ее стекал теплый, пахнущий специями жир. Айя отщипнула кусочек хлеба и отправила его в рот, блаженно щуря глаза. Это было вкусно. Очень.

Прожевав, отпила несколько глотков из бутылки, не желая трезветь. Хотела как можно дольше оставаться в этом состоянии легкого забытья.

Снова оторвала большущий кусок мяса и, слизав масляные капли со своего запястья, выставила руку вперед:

— Хотите? — кивнула, обращаясь к наблюдавшему за ней, из-под опущенных ресниц, Нирхассу, вновь вернувшись к почтительному «Вы».

Мужчина на несколько секунд замер, а потом двинулся вперед, принимая из рук рабыни сочащееся соком мясо. Облизнулся и, вытянув шею, провел языком по ее руке там, где капли масла стекали по тонкой руке и стремились скатиться к локтю. Айя вздрогнула и, закусив губу, уставилась на рот мужчины. На неторопливые движения его челюсти, на блеск губ, от жира и едва заметный прищур серых глаз.

Тряхнув головой, вгрызлась в свиную ножку, откусывая огромный кусок, и помогая себе рукой, запихивая его в рот. Следом последовала ягодка виноградины и глоток сухого, красного вина из уже ставшей родной бутылки.

Так вкусно Айе давно не было.

И в этой странной атмосфере девушке в голову вдруг пришла одна мысль. Простая — возможно в корне ошибочная, но оттого не менее стоящая внимания.

И Айя, шальная от вина, решила попробовать. Тем более что терять ей было нечего.

Вдруг пришло осознание простой истины, что она являлась единственной более свободной, чем кто-либо в этом давно прогнившем мире.

Она не была окутана семейными узами, узами дружбы или же привязанности. У Айи была только она сама. Измученная, потрепанная, использованная, с провалившимися попытками служения и бегства…

Одна в чужом и жестком мире, где опорой ей являлась только она сама…

Сделав еще один глоток, служанка вдруг одним плавным, как ей казалось, движением спустилась со стола, облизнув блестящие губы. Шумно выдохнув, подалась вперед, нависая над креслом с господином, слегка покачиваясь. Прикрыла глаза, опираясь на мягкие подлокотники и нависая над невозмутимым Нирхассом.