Айя была пьяна. В стельку. А еще измучена и истощена. Вымотана.

Уставшая.

Раскачивалась из стороны в сторону, обливаясь слезами.

Не сразу поняла, как чужое — большое и горячее тело оказалось рядом. Слабо взвизгнула от испуга и истерически рассмеялась, вдыхая запах кедра.

И замерла, когда подбородка коснулись сильные, горячие пальцы, заставляя поднять лицо. Айя как-то отстраненно подумала, что впервые ощущает его прикосновение без перчаток.

За пеленой слез и круговоротом хмеля перед глазами лицо ассура расплывалось и тонуло в полумраке покоев. А он все смотрел и смотрел на нее, склонившись над пьяной девушкой и шумно втягивая носом воздух.

— Что, не нравится? Я не мылась пару дне…

— Молчи. Ты уже достаточно наплела. Я убивал за меньшее, — полушепотом произнес Нирхасс, обхватив лицо Айи ладонями.

Щеки девушки пылали, были влажными от слез.

— Так убей, — шепнула в ответ служанка.

— Убью. Непременно…

Айя вздрогнула и замерла, когда в следующее мгновение ее влажных губ коснулись чужие — сухие и мягкие, терпкие, как вино. Глупо захлопала ресницами, никак не ожидая подобного. Нирхасс практически вжал в себя напрягшееся девичье тело, притянул тесно за талию, нелепо согнувшись, так как ростом был гораздо выше чернавки.

Его губы касались губ Айи осторожно и требовательно одновременно, словно мужчине подобная ласка была в новинку, и он сам от себя не ожидал подобной выходки. Девушка и вовсе замерла, боясь шевельнуться. Происходящие не укладывалось в ее голове, привычной к другому сценарию их с хозяином встреч.

А когда в ее рот вторгся чужой язык, пытаясь прикоснуться к ее собственному, Айю словно громом поразило. Девушка просто стояла, не сопротивляясь и не отвечая, плыла по течению, плохо ориентируясь в происходящем.

Ее хозяин был вкуса сухого вина и обреченности. Вкуса падения.

Мужчина как-то болезненно сминал ее губы, проникая языком все глубже и глубже. Сплетаясь с податливым языком девушки. Прикусывал и тут же зализывал место укуса, тянул в себя и весь вибрировал, словно огромная кошка, притирался к телу Айи, вбирая ее всю. Пил, как до этого вино из длинноного бокала.

Служанку терзали противоречивые чувства. Метались в опьяненном сердечке, как шальные, разрывали надвое. Мучили. Девушке было одновременно и хорошо и мерзко. Хорошо от грубой, но умелой ласки, мерзко от осознания, что эту ласку ей дарил жестокий и беспощадный насильник, ни раз ломавший ее волю. Осквернивший ее тело, и уничтоживший гордость.

В полумраке роскошных покоев, под треск поленьев из камина, Айю жадно целовал ее насильник и мужчина, одной морозной и снежной ночью, чуть ее не убивший. Целовал неистово, упоительно, словно в ней — безвольной рабыне заключалась вся его жизнь. И жалкая рабыня отвечала. Робко, опасливо, стыдно. Проклиная себя. Судьбу. И этот прогнивший мир. Позволяла себя пить, прижимать и прикусывать. Прикрывая глаза и откидывая пребывающую во хмелю голову.

А Нирхасс все целовал и целовал, оставлял влажные следы на тонкой шее, впивался зубами в покрытую мурашками, бледную кожу. Метил.

Зло дернул узел шали, оборвав искусную вязь. Освободил, наконец, служанку из тесных и жарких оков. И снова прижал к себе, шаря руками в завязках туники.

Айя утопала в запахе кедра, плохо воспринимая происходящее, ориентируясь только на свои ощущения. Ей было странно. Болезненно хорошо. Хотелось убежать и остаться одновременно. Разомлевшее тело требовало продолжения, а где-то на задворках сознания инстинкты вопили о предательстве самой себя и неминуемом сожалении. О боли.

Протестующе взбрыкнула, всхлипнула в чужой рот, уперлась ладонями в напряженную грудь. Попыталась вывернуться.

— Не думай, — рыкнул в ее растрепанную макушку Нирхасс.

Шагнул в сторону, увлекая Айю за собой, ловко подхватил пискнувшую девушку и усадил на стол, свалив на пол подсвечник и разлетевшиеся во все стороны бумаги. Устроился между ее ног. Ловко подхватил бутыль темно-зеленого цвета, выдернул зубами пробку и протянул девчонке:

— Пей! — приказал, глядя на ее рассеянный взгляд и дрожащие губы.

Служанка отрицательно мотнула головой, цепляясь за остатки сознания.

— Пей! — надавливая на подбородок, и поднося к ее губам блестящее горлышко, повторил ассур.

Девушка послушно открыла рот, ловя обжигающие капли.

Багряное потекло по губам и шее, скрываясь за воротом туники. Господин проследил затуманенным взглядом за шустрыми струйками. Облизнулся и прочертил языком горячие дорожки вслед за быстрыми каплями. Рыкнув, одним движением разодрал плотную тунику, сдирая ее с плеч девушки и ошалело глядя на тонкую, полупрозрачную ткань сорочки. На лихорадочно вздымающуюся девичью грудь, на яркие разводы от вина и темные ореолы с набухшими сосками, на пятно родинки между грудей. На покрытую мурашками кожу. На рубец с рваными краями справа, что тянулся от самого напряженного соска подмышку и прятался где-то на спине, среди своих сородичей, оставленных им — Нирхассом Дор Шарихассом, господином Северных земель. На девушку, что принадлежала ему всецело, чьей жизнью он владел и никак не мог оторваться.

Айя сделала еще один большой глоток и всхлипнула, чуть не выронив бутыль, когда господин обхватил ее грудь своей широкой ладонью и требовательно сжал, нависая над служанкой огромной, разгоряченной скалой.

— Как в сопливых бабских романах, — хохотнула Майя, делая очередной глоток.

А дальше все происходило так быстро и дергано, что служанка и понять не успела, как оказалась сидящей на хозяйском столе в одних только шерстяных носках и с ополовиненной бутылкой в руке. Перед глазами плыло, все тело горело и бедняжке то и дело хотелось поерзать пятой точкой по гладкой, прохладной поверхности столешницы.

Нирхасс был меж ее ног, нависал, как предгрозовая туча. Тяжело дышал, смотрел пристально из-под густых бровей.

К запаху кедра примешался еще один — мускусный, мужской. Приятный.

Его черная рубашка была расстегнута, свисала жалко с одного плеча.

Айя внимательно уставилась на широкую грудь с темными волосками и аккуратными окружностями сосков, на четкие линии диафрагмы и пресловутые, напрягающиеся кубики пресса. На густую полоску волос, скрывающуюся за широким поясом штанов. Ниже они топорщились и были натянуты до предела.

Все происходящее Айе казалось нереальным. Невозможным.

Волосы мужчины были растрепаны и неровными прядями обрамляли красивое, ненавистное лицо.

— Ненавижу тебя, — шепнула Айя, когда ассур наклонился к ней вновь, впиваясь губами в истерзанную шею.

— Можешь, — произнес в ответ хозяин, проводя длинными пальцами по внутренней стороне бедра. От колена и выше, пока не коснулся, того, что пылало и истекало, наплевав на внутренние метания хозяйки.