Как-то раз, в один из таких визитов, между нами произошел несовсем приятный разговор. Кямран рассердился, что я стою так далеко от него, ихотел насильно закрыть дверь. Но, когда он приблизился ко мне, я приготовиласьвыскочить из комнаты и тихо сказала:

— Прошу вас, Кямран… Вы должны знать, что за намиподсматривают столько глаз, сколько невидимых щелей в этих стенах.

Кямран вдруг остановился.

— Как же так, Феридэ? Ведь мы обручены…

Я пожала плечами.

— В том-то и дело. Это и мешает. Или вы хотите в одинпрекрасный день услышать такие слова: «Ваши визиты слишком участились…Простите, но вам надо вспомнить, что это пансион…»

Кямран стал бледным как стена. С тех пор он больше непоявлялся в пансионе. Я обошлась с ним жестоко, но другого выхода у меня небыло. Возвращаться в класс после свидания с Кямраном, видеть, как к тебеповорачиваются все головы, — было просто невыносимо.

О чем я хотела рассказать?.. Да. Однажды дочьвышеупомянутого доктора-армянина, вернувшись в пансион после воскресенья,сказала мне:

— Говорят, Кямран-бей едет в Европу. Это верно?

Я растерялась.

— Откуда ты узнала?

— Папа сказал, что твоего кузена вызвал дядя, которыйслужит в Мадриде…

Самолюбие не позволило мне сознаться, что я ничего не знаю.

— Да… Есть такое предположение… — соврала я. —Маленькое путешествие.

— Совсем не маленькое. Ему предстоит работатьсекретарем посольства.

— Он там пробудет недолго…

На этом разговор окончился.

Отец моей подруги часто бывал у нас в доме и считалсясемейным врачом. Поэтому полученному известию следовало верить. Но почему жемне никто ничего об этом не говорил? Я подсчитала: вот уже двадцать дней, как ничегоне было из дому.

В ту ночь я долго не могла заснуть. Мне было очень стыдно,что я без конца держала Кямрана в бессмысленном отдалении, но в то же времясердилась на него в душе за то, что он не сообщил мне о таком важном событии.Ведь в конце концов мы связаны друг с другом.

На следующий день был четверг. Погода стояла ясная. Послеобеда предполагалась прогулка. Я не могла найти себе места. Меня пугала мысльпровести еще одну ночь наедине со своими мыслями. Я пошла к директрисе ипопросила отпустить меня домой, сославшись на болезнь тетки. На мое счастье,одна из сестер ехала в тот день в Картал. Директриса согласилась, но сусловием, что до станции Эренкей мы поедем вместе.

Когда с маленьким чемоданчиком в руках я добралась до нашегоособняка, уже смеркалось. В воротах меня встретил старый дворовый пес, существохитрое и льстивое. Ему было известно, что в моем чемоданчике всегда есть чемполакомиться. Он мешал мне идти, вертелся под ногами, пятился, вставал назадние лапы, норовя ткнуться мордой в грудь.

Из-за деревьев вышел Кямран и направился в нашу сторону.Увидев это, я присела на корточки и схватила пса за передние лапы, боясь, чтоон меня измажет.

Словно смеясь, пес открывал свою огромную пасть, высовывалязык. Я хватала его за нос. Словом, мы резвились и развлекались, как могли.

Когда Кямран был совсем рядом, я сказала, будто совершилаоткрытие:

— Посмотрите, как он смеется! Что за огромная пасть!Разве он не похож на крокодила?

Кямран смотрел на меня, горько улыбаясь.

Я поднялась с земли, отряхнулась, вытерла руки платком иправую протянула кузену.

— Бонжур, Кямран. Как самочувствие тети? Я надеюсь,ничего серьезного…

Кямран удивился:

— Ты про маму? С ней все в порядке. Тебе сказали, чтобольна?

— Да, я услышала, что она заболела, и оченьволновалась. Даже не дождалась воскресенья. И вот приехала.

— Кто же тебе такое сказал?

Придумывать новую ложь не было времени.

— Дочь доктора.

— Она?! Тебе?..

— Да, мы с ней говорили, и она сказала: «К вам вызывалипапу… Наверно, твоя тетя заболела…»

Кямран недоумевал.

— Она, наверно, ошиблась. Доктор вообще не заезжал кнам в последние дни. Ни к маме, ни к кому-нибудь другому…

Не желая заострять внимание на этом деликатном вопросе, ясказала:

— Очень рада… А то я так беспокоилась! Наши, конечно,все дома?

Я подняла с земли свой чемоданчик и направилась уже к дому,но Кямран схватил меня за руку.

— Зачем так спешить, Феридэ? Можно подумать, тыубегаешь от меня.

— С чего вы это взяли? Просто мне боты жмут. Да и развемы не вместе пойдем к дому?

— Да, но дома нам придется разговаривать при всех. А яхочу поговорить с тобой один на один.

Стараясь скрыть волнение, я сказала насмешливо:

— Воля ваша.

— Мерси. Тогда, если хочешь, не будем никомупоказываться и немного погуляем в саду.

Кямран крепко сжимал мои пальцы, словно боялся, что я убегу.В другой руке он держал мой чемоданчик. Мы пошли рядом, впервые с тех пор, какобручились.

Сердечко мое стучало, как у только что пойманной птицы. Но,мне кажется, если бы он даже не держал меня так крепко, я все равно не нашла быв себе сил убежать.

Не обмолвившись ни словом, мы дошли до конца сада. Кямранбыл огорчен и расстроен больше, чем я могла предполагать. Не знаю, чтопроизошло, что изменилось в наших отношениях за последние три месяца, но в этуминуту я чувствовала себя страшно виноватой за резкость, с которой относилась кнему в последнее время.

Вечер был прекрасный, тихий, даже не верилось, что этосередина зимы. Голые верхушки окрестных гор горели ярким багрянцем. Не знаю,может, природа тоже была виновата в том, что я так легко признала в душе своювину перед Кямраном.

Сейчас мне непременно нужно было сказать Кямрану что-нибудьтакое, что бы его обрадовало. Но мне ничего не приходило в голову.

Наконец, когда нам уже не оставалось ничего другого, какповернуть назад, Кямран сказал:

— Может, посидим немного, Феридэ?

— Как хочешь, — ответила я.

Впервые после обручения я обращалась к нему на «ты».

Не заботясь о своих брюках, Кямран сел на большой камень. Ятотчас схватила его за руку и подняла.

— Ты ведь неженка. Не садись на голый камень. — И,стащив с себя синее пальто, я расстелила его на земле.