– Он обещал, изо всех сил кричал, что больше не возьмет в рот ни капли вина, – смеется Господин, они смеются вместе с ним, и даже сам Яковский хихикает. – Или обещал стать Яном Воловским, Казаком, как его называют, сегодня он уже старый, усатый человек, а когда-то сумел тайком сбежать от султана и в бочках провозил через границу деньги.

К своему служению Господину Чернявский относится со всей серьезностью, для него это также источник постоянного волнения – вероятно, никто лучше него в этой болтливой, невежественной толпе не понимает, чтó на самом деле произошло, когда его родители приехали на Подолье в 1757 году, чтобы присоединиться к Якову. Здесь их уже никто не называет шабтайвинниками или выкрестами, и от презрения, висевшего в воздухе, которым они тогда дышали, ничего не осталось. Чернявский с гордостью смотрит на воскресную процессию, направляющуюся в костел в Бюргеле, на Господина, которого ведут, поддерживая под руки, и на Эву – все оказываемые ей почести он считает абсолютно заслуженными, хотя сама она представляется ему малозначительной. Чернявский знает, что сыновья Господина его ненавидят, но верит, что это нездоровое чувство вызвано исключительно недоразумением и со временем рассосется. Он заботится о них, об этих постаревших холостяках, ни к какому труду не приспособленных, корыстных, несчастных. Рох – сибарит, а Юзеф – молчун и чудак.

Чернявский приказывает, чтобы те, кто является на аудиенцию к Господину, сперва падали ниц и ждали его слова. Следит за диетой Господина. Заказывает для него платье. Чем слабее Яков, тем увереннее становится Чернявский, но он не преследует никаких своих интересов, не хочет власти над людскими душами. Достаточно того, что Господин не может без него обойтись, что зовет его, раздражаясь от любой мелочи. Чернявский понимает все нужды Господина, не оценивает их и никогда им не противится.

Он обосновался рядом с покоями Господина, и теперь каждому желающему поговорить с Яковом приходится сперва иметь дело с ним. Чернявский строго следит за порядком; сам выбирает для Господина врачей и ведет переписку Эвы. Это его Господин посылает с письмами к князю и с миссией в Варшаву. И это благодаря его протекции им удалось получить некоторую сумму, необходимую для переезда в Оффенбах.

В сущности, сейчас Чернявский чувствует себя пастушьей собакой, каких держали валашские крестьяне, – сгоняющей овец в стадо и присматривающей, чтобы они не разбрелись.

Господину явно лучше, хотя остался парез левой руки и левой части лица. Это придает лицу новое выражение – печальное и удивленное. Женщины приносят бульоны и деликатесы. Господину захотелось сома – они бегут на берег к рыбакам. При нем целыми днями сидит Эва, Авача, а сыновей Яков не зовет, хотя они со вчерашнего дня ждут аудиенции.

Через неделю состояние больного улучшается настолько, что он приказывает отвезти себя в Бюргель в костел, а потом на прогулку вдоль реки, по солнышку. Вечером впервые после болезни разговаривает с собравшимися. Говорит, что взял на себя этот недуг на пути к Даату, сакральному знанию, – единственному пути к спасению. Тот, кто ступит на него, освободится от любой боли, от любых бедствий.

О грандиозных планах Томаса фон Шёнфельда

Покои Якова – огромные – находятся на втором этаже; в окнах витражи, вход прямо с галереи. Пол устлан коврами, которые он так любит. Яков сидит на подушках, по турецкому обычаю. Постель тоже накрыта толстыми коврами. Поскольку в этих комнатах царит сырость, Эва не забывает каждый день зажигать благовония. Они горят до полудня, и утром все обязаны прийти в «храм», как называют парадные покои Якова, и во время молитвы поклониться Господину, скрытому в глубине зала. Эва точно знает, кто исполнил долг, а кто нет: одежда пропитывается запахом благовоний – достаточно ее понюхать.

Звежховская, которая имеет право войти к Господину в любое время суток, приводит к нему девочек, чтобы грели постель. Чем Господин старше, тем больше ему нравятся молоденькие барышни. Он велит им раздеться и полежать рядом, по две зараз. Обычно поначалу они робеют, но быстро привыкают и хихикают в подушку. Иногда Господин с ними шутит. Юные девичьи тела напоминают петрушку – длинные, нежные корешки. За их девичью честь Звежховская может не беспокоиться. Господин только говорить горазд. С честью этих барышень придется помучиться кому-нибудь другому. Их задача – согреть Господина, не более того.

Звежховская стучит и даже не дожидается слова «пожалуйста»:

– Молодой Добрушка приехал.

Яков со стоном поднимается и велит себя одеть, чтобы приветствовать гостя. В замке постепенно зажигают свет, хотя сейчас середина ночи.

Томас фон Шёнфельд бежит к дяде с распростертыми объятиями. За ним следует его младший брат, Давид-Эммануил.

Они сидят почти до рассвета: Яков возвращается в постель, Томас у него в ногах. Молодой Эммануил дремлет на ковре. Томас показывает Якову какие-то счета и рисунки, и Яков приказывает разбудить Чернявского. Тот приходит в длинной рубахе и ночном колпаке. Если зовут Чернявского, речь наверняка о деньгах.

Еще перед дверью Чернявский слышит сонный голос Томаса фон Шёнфельда:

– …я разведусь с женой и женюсь на Эве. Ты уже слаб, ты не можешь этим заниматься, тебе нужен покой. Богатые люди в твоем возрасте уезжают на юг, где воздух лучше. Итальянский воздух лечит самые страшные болезни. Смотри, дядя, ты едва ноги передвигаешь.

Чернявский, постучав, входит в комнату и еще успевает услышать последнюю фразу:

– Я ведь знаю, что я тебе ближе всех и никто так хорошо не понимает твоих слов…

Позже, уже в присутствии Чернявского, они действительно говорят об инвестициях: что деньги на бирже временно заморожены, но скоро появятся новые возможности. Вложения в Америке, облигации. Томас хорошо в этом разбирается. Чернявский мыслит категориями золота в сундуках и ни в какие облигации не верит – все это бумажки…

Томас целый день сидит с Яковом и велит подавать еду к нему в комнату. Он читает дяде письма и пишет под его диктовку. Пытается договориться с Чернявским, но тот непоколебим – любезен, покорен, но там, где надо, весьма тверд. Томас также обращается к так называемым старикам, то есть Дембовскому и Яковскому, но те молчат и смотрят на него непонимающе. Когда приезжает Ян Воловский, Томас пытается найти в нем союзника, но из этого тоже ничего не выходит, хотя он очень на него рассчитывал. Поляки при дворе по-прежнему сильнее, все держат в своих крепких руках. «Немчики» не имеют права голоса, хотя их число растет.

Сейчас в замке живет некий Хиршфельд, богатый и образованный