этой грыжи он напоминает болтающийся между ног бесформенный мешочек. На икрах и бедрах появились сеточки варикозных вен, мелких и тоненьких, буквально всех цветов радуги. Яков похудел, хотя живот раздут из-за плохого пищеварения.

Когда Эва моет его член мягкой губкой, Яков тактично отворачивается к окну. Ей приходится следить за температурой воды, не дай бог, слишком холодная или слишком горячая, потому что Яков начинает орать как резаный. А ведь Эва ни за что не причинила бы ему вреда. Для нее нет тела более драгоценного.

Это она придумала послать в деревню, к крестьянам, за специальным ножом, которым обрезают раздвоенные копыта скоту, потому что только так можно справиться с ногтями Якова.

– Сходи-ка, Эва, к младшим женщинам, выбери мне штуки три, ты знаешь, каких я люблю, и скажи, чтобы приготовили белые одежды и держали наготове. Я их скоро позову.

Эва Езежанская громко вздыхает и говорит с притворным возмущением:

– Ни болезнь, ни старость тебя не берут, Яков… Постыдился бы.

Похоже, ему это льстит, он улыбается себе под нос и обнимает полноватую талию Езежанской.

Как волчица Звежховская поддерживает порядок в замке

Все приходится начинать с нуля. Звежховская – утомленная домоправительница со связкой ключей на поясе. Она долго заучивала, какой от чего.

Где бы Звежховская ни оказалась, повсюду хозяйничает и управляет. Она подобна волчице, заботящейся о своей стае, – кормит ее и защищает. Умеет экономить, знает, как вести большое хозяйство, научилась этому еще в Иванье, а затем училась везде, где они селились, – в Войславицах, Кобылке, Замостье, каких-то усадьбах и деревеньках, где им давали приют. Звежховская знает, что при ее участии совершилось преступление и что по ее вине погибли четырнадцать человек – они на ее совести, и даже теперь, годы спустя, во всех подробностях помнит, как изображала жену войславицкого раввина Зыскелюка. Изображала неумело – в сущности, любой бы догадался. Она объясняла себе, что так надо, что это война, а у войны свои законы, не такие, как в мирные времена. Еще Эва мстила за свою изнасилованную дочь, ту, что повесилась. Она имела право на месть. Теперь муж твердит, что ей не следует себя винить, что они все в этом участвовали. Кусались, как взбесившиеся животные. Похоже, никто, кроме нее, так не переживает из-за случившегося. Яков обещал, что, когда настанут последние дни и они пойдут к Деве, он станет держать ее за руку. Это обещание очень поддерживает Звежховскую. Она надеется, что никакие злые чары ее не коснулись и никакое проклятье впереди не ждет. Ведь она боролась, чтобы защитить своих.

Теперь, когда ноги мучительно отекают, ей помогает молоденькая невестка, Элеонора, в девичестве Езежанская. Звежховская, довольно грузная, частенько опирается на Элеонору, и потом о них говорят, что они похожи на Ноеминь и Руфь.

Эва Езежанская, мать невестки Звежховской, когда она при Якове, а не в Варшаве, занимается молодежью, ее размещением, занятиями и развлечениями барышень. Ведет переписку, договариваясь о проживании правоверных и датах их прибытия в Оффенбах, словно это популярный постоялый двор. Когда она возвращается в Варшаву, ее обязанности берет на себя Яков Залевский, зять младшего Дембовского. Чернявские руководят финансами, их сын Антоний – секретарь Господина, вместе с Ерухимом Дембовским, которого Господин в последнее время постоянно держит рядом. У них целая канцелярия рядом с комнатой Господина, даже больше, чем была в Брюнне. Кто-то из молодых братьев пишет под диктовку письма, которые рассылают правоверным. В маленькой комнате наверху, под самой крышей, которую постоянно штурмуют голубиные коготки, занимается торговлей золотыми каплями Дембовская, жена Ерухима. Помещение напоминает почту: множество деревянных ящичков, горы пакли, чтобы паковать бутылки. На полках – ценный товар, сотни бутылочек, уже наполненных золотой жидкостью; этикетки пишет дочь Дембовской. Кухней заправляет одна из Матушевских, вышедшая замуж за сына Михала Воловского. Эта женщина властная и уверенная в себе, ее рост и темперамент – под стать кухне, где нет кастрюль, зато имеются котлы и огромные сковороды, а противни купили такие, чтобы на них мог поместиться жирный гусь. На самую черную работу нанимают девушек из города, но помогать на кухне – обязанность каждой приезжающей в Оффенбах барышни.

Франтишек Шимановский, который в Брюнне занимался стражей и муштрой и обладал абсолютной властью, теперь вынужден делить ее с князем Любомирским. Он сделал это охотно и даже торжественно – передал ему лежащую на подушке булаву, которую заказали еще в Брюнне. Франтишек уже сам устал от разрастающегося «легиона». Себе оставил только функцию предводителя процессии, когда они каждое воскресенье направляются в костел – по дороге вдоль реки. Местные жители даже выходят на улицу – полюбоваться. Шимановский ведет за собой целую кавалькаду – он сидит на коне прямо и гордо. На губах у него всегда играет какое-то подобие улыбки, то ли задумчивой, то ли ироничной. Взгляд скользит по встречным прохожим, словно по лужайке, скучной и однообразной. А князь Любомирский всегда едет рядом с каретой Якова и Эвы. Процессия появляется так пунктуально, что жители Оффенбаха могут сверять по ней часы: пора пить утренний кофе! Вот польский барон едет в Бюргель, где находится единственный в округе католический костел, – окруженный свитой, словно какой-то греческий бог.

Службу устраивают только для них, и Polacken полностью заполняют небольшой костел. Молятся в тишине, поют по-польски. Яков имеет обыкновение лежать крестом перед алтарем, что вызывает фурор среди немногочисленных католиков деревни Бюргель; такая демонстративная восточная набожность им в новинку. Ксендз их хвалит и ставит в пример. С тех пор как они здесь, нет недостатка в свечах и ладане. А недавно Эва заплатила за новое облачение и красивую золотую монстранцию, инкрустированную драгоценными камнями. Ксендз чуть в обморок не упал, когда ее увидел, и теперь каждую ночь тревожится – не польстился бы на столь ценную вещь какой-нибудь вор.

Ris 832. voiture

Нож с инкрустацией из бирюзы

К тому моменту, когда князь Ежи Марцин Любомирский приехал в Оффенбах, он был уже совершенно разорен. От огромного состояния, одного из крупнейших в Польше, ничего не осталось. В последние годы он полностью посвятил себя службе королю, который оценил его отличное знание актрис и всего, что происходит за кулисами: князь Любомирский организовал в Варшаве королевский театр. К сожалению, за ним тянулась дурная слава предателя и хулигана. Сначала, еще будучи командиром крепости в Каменце, Любомирский запятнал свою шляхетскую честь, женившись без согласия родителей, своих и невесты. Брак оказался коротким