Он взглянул на панель регулировки, и его буквальноподбросило на месте, а глаза расширились до такой степени, что, казалось,сейчас выскочат из орбит.

Гарднер достаточно часто имел дело с этим трактором, чтобыпомнить, что прежде там всегда были следующие надписи:

1 3 н 4 2 р

Теперь здесь появилось кое-что новое, что было невозможнопонять:

1 3 вверх н 4 2 р

В это невозможно поверить, верно?

Не знаю.

Подумай, Гард: летающие тракторы? Да ты что?!

Заткнись!

Ты веришь, что тракторы могут летать?

Заткнись, говорю тебе!

Он вновь стоял посреди кухни, глядя на шкафчик, где, как онзнал, лежала бутылка водки. Он боролся с собой, отводил от шкафчика глаза, и унего получилось: он сумел удержать себя от намерения напиться.

Опустошенный, он побрел в гостиную. Бобби переменилаположение и теперь дышала несколько более быстро. Первые признакиприближающегося пробуждения. Гарднер взглянул на часы: почти десять. Он подошелк книжному шкафу, стоящему возле письменного стола, в надежде найти что-нибудьпочитать, пока она проснется окончательно.

На столе возле старой пишущей машинки он увидел нечто, чтопоразило его, пожалуй, больше всего. Поразило настолько, что все остальныеперемены — например, рулоны бумаги для компьютера на стене, под столом и возлепишущей машинки — он отметил почти механически.

СОЛДАТЫ-БУЙВОЛЫ

Рассказ Роберты Андерсон

Ниже Гарднер увидел свое собственное имя — или, во всякомслучае, прозвище, которое знали только он и Бобби:

Гарду, который всегда здесь, когда я нуждаюсь в нем.

Он взял рукопись и начал читать.

«В дни, когда Канзас еще не обагрился кровью, там все ещебыли буйволы — любимцы бедняков, индейцев и белокожих, потому что в их шкурах,как в гробах, хоронили людей.

„Попробовав один раз вкус мяса буйвола, вы больше никогда несможете есть говядину“, — говаривали в старые времена, и этому можно верить,потому что охотники на буйволов, „солдаты-буйволы“, сохранили память обо всемэтом: о запахе буйволов и вкусе их мяса. Да и сами они пахли, как буйволы,потому что многие носили ремни из кожи буйволов и такие же галстуки и перчатки,чтобы уберечь руки от жаркого солнца прерий. В ушах и в носу они носили зубыбуйволов, ножны их кинжалов делались из рогов буйволов, а талисманом их былпенис буйвола как гарантия удачи и неиссякаемой потенции.

За стадами буйволов следовали духи, а стада эти покрывалипрерии, как тучи, застилающие небо в дождливую погоду; тучи остались, а большиестада исчезли… как и охотники на них, „солдаты-буйволы“, сумасшедшие, незнающие страха люди, приходящие неведомо откуда и уходящие неведомо куда, людив мокасинах из кожи буйволов и носящие кости буйволов на шее; они исчезли ещедо того, как вся страна обагрилась кровью.

Как-то двадцать четвертого августа тысяча восемьсот сороквосьмого года, в полдень, Роберт Ауэлл, который спустя пятнадцать лет умрет вГеттисбурге, сделал привал возле маленького ручейка в Небраске, в местностиизвестной под названием Страна Горных Песков. Ручеек был мал, но течение в нембыло чрезвычайно сильным…»

Гарднер успел прочитать около сорока страниц рассказа, когдавдруг услышал сонный голос Бобби:

— Гард? Гард, ты здесь?

— Я здесь, Бобби, — сказал он и встал, жалея, что не можетдочитать и узнать, чем окончится рассказ. Но он еще успеет сделать это…Поверить в то, что Бобби написала четырехсотстраничный рассказ, было легче, чемво все остальное, что он сегодня увидел. Но как она могла сделать это за тринедели, с тех пор как он видел ее в последний раз? Рассказ, безусловно, —лучшее, что она когда-либо написала. Нет, это невозможно. Проще поверить, чтосам он сошел с ума.

Если бы он только мог!..

Бобби, кряхтя как старуха, медленно оторвалась от кушетки.

— Бобби… — начал Гарднер.

— Боже, я проспала все на свете, — зевнула Андерсон, — и яизменила… ну, неважно. Сколько же я проспала?

Гарднер взглянул на часы.

— Около четырнадцати часов. Бобби, твоя новая книга…

— Не сейчас. Я вернусь, и ты мне скажешь о ней, — и с этимисловами она медленно направилась в ванную, на ходу расстегивая блузу. Гарднеруеще раз со всей очевидностью бросилось в глаза, как сильно Бобби потеряла ввесе.

Она вдруг остановилась, как бы зная, что он смотрит на нее,и, не оглядываясь, сказала:

— Я все смогу тебе объяснить, будь уверен.

— Сможешь? — тупо переспросил Гарднер.

Андерсон была в ванной довольно долго, гораздо дольше, чемможно было бы ожидать. Гард прислушался — вода не бежала. Он началбеспокоиться. Бобби выглядела немного лучше, когда проснулась, но лучше ли ейбыло на самом деле? Он тихо подошел к двери ванной, решив, что толькопослушает. Если он услышит нормальные для умывающегося человека звуки, топойдет и приготовит кофе и, возможно, сварит пару яиц. Если же не услышитничего…

Дверь ванной была неплотно прикрыта, и он увидел, что Боббистоит у зеркала, в котором не так давно сам Гарднер созерцал себя. В одной рукеона держала зубную пасту, в другой щетку… но тюбик все еще был закрыт. Она, какзагипнотизированная, смотрела на себя в зеркало. Ее губы были приоткрыты,словно она оскалилась.

Заметив в зеркале какое-то движение, Бобби оглянулась:

— Гард, как тебе кажется, с моими зубами все в порядке?

Гарднер присмотрелся. Зубы выглядели как всегда, хотя он, поправде говоря, не мог вспомнить, обращал ли когда-нибудь на них внимание. Впамяти опять всплыло ужасное фото Карен Карпентер.

— Конечно. — Он старался не выдать своим видом, какнеприятно поразила его ее худоба. — Думаю, да. — Он улыбнулся. — Никакихпроблем.

Андерсон попыталась улыбнуться в ответ, но результат былнесколько гротескного характера. Она надавила пальцем на один из зубов.

— Он атаеха, кога я елаю ак?

— Что?

— Он шатается, когда я делаю так?

— Нет. Во всяком случае, я этого не вижу. А в чем дело?

— Просто мне как-то снился один сон, и там… — Она огляделасебя. — Выйди отсюда, Гард. Я не одета.