На Теде были поношенные джинсы и теплый свитер. Он ехал налыжах хорошо и быстро. Сам же Гарднер полностью вышел из-под контроля.

— Сейчас ты врежешься, — прозвучал вдруг чей-то голос. Этобармен. Его губы растянулись в улыбке. Но в этой улыбке — яд, которым можно иотравиться…

— Я умер, когда случилась авария на реакторе, — сообщает он.

— Нет, — шепчет Гарднер. Это… это то, чего он всегда боялся.Самое страшное из всего возможного.

— Да, — насмешливо говорит мертвец, а они все мчатся с горы,приближаясь к деревьям. — Я пригласил тебя в мой дом, поил и кормил тебя, а тыотплатил мне, убив меня пьяным аргументом.

— Пожалуйста… я…

— Что ты? Что ты? — голос слева. Рисунок на свитере Теданачал исчезать. Вместо него вдруг проявились желтые символы радиационнойтревоги. — Ты — ничто, вот в чем дело! С чего ты взял, что в один прекрасныйдень произойдет этот выброс?

— Ты убил меня, — вновь появился справа бармен, — но тыпоплатишься за это. Ты погибнешь, Гард.

— Ты что думаешь, это произошло с нами по милости волшебникастраны Оз? — добавил Тед. Внезапно его губы задрожали. На одном глазу началапоявляться катаракта. Гарднер с ужасом увидел, что Тед постепенно превращаетсяв человека больного радиационной болезнью в последней стадии.

Символы радиационной тревоги на свитере Теда почернели.

— Ты подохнешь, болван, — вопил бармен, — подохнешь!

Гард дрожал от ужаса.

Внезапно он почувствовал, что скользит на лыжах с обрыва.Вслед ему неслись слова:

— Тебе никогда не остановить нас! Никто не сможет насостановить! Вы потеряли возможность контролировать нас! Потеряли еще в тысячадевятьсот тридцать девятом году. А к тысяча девятьсот шестьдесят пятому году мыдостаточно окрепли. Скоро произойдет взрыв!

— Нет… нет…

— Ты забрался слишком высоко, а те, кто оказывается слишкомвысоко, падают и ударяются больнее других, — издевался бармен. — Смертьбольшинства приведет к гибели всех. Ты умрешь… умрешь… умрешь!

Как это верно! Он попытался свернуть с лыжни. Впереди показаласьбольшая старая ель. Тед и бармен исчезли, и он подумал: Бобби, может, это былипризраки?

Вокруг ели возник красноватый ореол… и вдруг он началсверкать и загорелся. Беспомощно летя прямо на дерево, Гард увидел, что оноувеличивается в размерах и как бы направляется ему навстречу, намереваясьпоглотить его, и он услышал завывание ветра и…

…ему показалось, что он проснулся, хотя на самом деле онкрепко спал. Просто один сон сменился другим. Вот и все.

В этом новом сне ему снилось происшествие во время лыжнойпрогулки. Проснувшись во сне, он обнаружил себя сидящим в кресле-качалке вкомнате Бобби. Он подумал: Я должен выпить кофе и принять аспирин. По-моему, яуже собирался раньше это сделать.

Он собрался вставать, и тут Бобби открыла глаза. Теперь онточно знал, что все это ему снится, потому что глаза Бобби сверкали зеленымсветом. Гарднеру вспомнился выдуманный космический дождь из комиксов с цветнымииллюстрациями. Но свет из глаз Бобби был каким-то другим, похожим, скорее, наогни святого Эльма в жаркую ночь.

Бобби медленно села и оглянулась по сторонам… перевелавзгляд на Гарднера. Он попытался сказать ей: нет… Пожалуйста, не направляй этотсвет на меня.

Но он не смог вымолвить ни слова и, когда встретился с еевзглядом, увидел, что ее глаза горят — яркие, как бриллианты, как солнечныелучи. Он попытался заслонить лицо руками, но руки вдруг стали слишком тяжелыми.Жжет, — думал он, — жжет… Эти ожоги не пройдут никогда. Это радиоактивныеожоги. Они станут только хуже… и хуже…

Он услышал голос бармена из предыдущего сна, и в нем звучалтриумф: Я знал, что ты умрешь, Гарднер!

Свет коснулся его… омыл с ног до головы. Даже с закрытымиглазами он видел, что свет ярко-зеленого цвета. Ярко-зеленый цвет не бывает нитеплым, ни холодным. Он никакой. За исключением…

Его горло.

Его горло больше не болело.

Он ясно и безошибочно чувствовал это.

И еще он слышал: …это больше не повторится! НИКОГДА!

И тут зеленый свет исчез.

Гарднер открыл глаза… сделал он это с опаской.

Бобби с закрытыми глазами лежала на кушетке. Она глубокоспала. Что же означает вся эта история со светом из глаз? Боже правый!

Он вновь сел в кресло-качалку. Прошло. Никакой боли. Страхтоже немного поутих.

Кофе и аспирин, — подумал он. — Ты собирался встать и выпитькофе и аспирин, помнишь?

Конечно, — подумал он, устраиваясь в кресле поудобнее изакрывая глаза. — Но никто не пьет кофе и аспирин во сне. Я сделаю это, когдапроснусь.

Гард, ты проснулся.

Но этого, конечно же, не может быть. В реальной жизни людине излучают зеленый свет из глаз, свет, от которого болит горло и возникаютожоги. Во сне — да, но в жизни — нет.

Он ощупал руками лицо и шею. Дальше он — во сне или наяву —ничего не помнил.

Когда Гарднер проснулся, из западного окна струился яркийсвет. Его спина ужасно ныла, шея затекла от неудобного положения, в котором онспал. Давно рассвело. Шел девятый час.

Он посмотрел на Бобби, и его пронизал страх: на мгновениеему показалось, что Бобби умерла. Потом он понял, что просто она очень крепкоспит. Любой мог бы ошибиться. Грудь Бобби медленно вздымалась и опускалась, нопаузы между вдохом и выдохом составляли, как прикинул Гарднер, не менее десятисекунд. Шесть вдохов в минуту.

И все же она выглядела лучше. Не намного, но все-таки лучше.

Хотелось бы и мне выглядеть сегодня лучше, — подумал он инаправился в ванную бриться.

В зеркале он увидел, что ночью у него опять шла носом кровь,и смыл ее следы горячей водой.

Он включил воду в ванной, помня, как трудно приходилосьздесь с неисправной колонкой, и с удивлением отдернул руку: из крана лилсякипяток. Наверное, Бобби решилась наконец починить ее.

В аптечке, висящей здесь же, в ванной, он нашел начатыйпузырек валиума, на этикетке которого было написано его имя. Наверное, срокгодности уже вышел, — подумал он. Почти полный. А чего он, собственно говоря,ожидал? Бобби могла принимать все что угодно, только не валиум.