Остались лишь мы втроем. Я сразу наложил на шатёр односторонние чары блокировки шума — звук снаружи беспрепятственно проникал в шатер, но от нас наружу не вылетало ни звука. Похожие чары итак были частью чар самого шатра, являвшегося артефактом, но моё заклятие было на голову выше и сложнее — уровня Архимагов. Так что лишним в любом случае не будет.

Мои товарищи времени даром тоже не теряли. Петр, уложив церковника, одно за другим накладывал сковывающие чары, одновременно с этим телекинезом перенося к себе несколько банок с антимагическим зельем. Андрей, проследив взглядом за тем, откуда вылетают зелья антимагии, тоже подхватил силой мысли несколько штук и потянул их к себе. В отличии от священника, его пленник и без того был опутан могущественными чарами и в дополнительных мерах удержания не нуждался. Да и не смог бы рыцарь смерти их наложить — моя сеть бы попросту блокировала любые чары, как изнутри, так и снаружи. Так что могучая нежить просто грубо, двумя пальцами заставила рот пленника открыться и начал довольно бесцеремонно вливать в него зелья одно за другим. Того, что пленный может захлебнуться, мы не боялись — магов уровня Архимага убить весьма непросто, даже если они недееспособны. Организм уже весьма далеко ушел от смертных и даже волшебников более низких рангов.

— С кого начнем? — деловито поинтересовался Петр.

— А кто, на твой взгляд, быстрее расколется и начнет отвечать? — уточнил я у него.

— Однозначно святой отец, — уверенно заявил он.

— Они ж обычно ребята упертые, фанатичные и готовые помереть во имя веры, — удивился я.

— Рядовые служители Церкви и средней руки иерархи — да, — согласился он. — Но вот высшие чины уже ничем от остальных не отличаются. Потому, кстати, среди них очень мало тех, кому небеса оказывают хоть сколько-нибудь заметное покровительство. Вот например этот субчик — настоятель Сестрорецкой мужской обители, фактически являющаяся одной из тех, где готовят боевых экзорцистов, читай — воинов Церкви. Григорий Афанасьевич Лесин, что сейчас лежит перед нами, мне знаком лично — он в свое время был осведомителем Тайной Канцелярии, и пел, аки соловей, выдавая тайны и секреты Церкви в целом и своих хоть сколько-то заметных коллег. И занимает высокую должность не потому, что угоден Небесам, а по причине могущества личной магии — тех, кто способен с оружием в руках отстаивать интересы Церкви без опоры на Святую Магию, там весьма ценят. В общем, я бы начал с него — до сбора командиров осталось двенадцать минут.

— Ну, обработай его на скорую руку — запоет в течении четырех-пяти минут, послушаем, а нет — вырубим обратно, — решил я. — Всё, зелье полностью сковало его магию. Можешь начинать.

Кивнув, Петр подошел поближе к усаженному на стул и закрепленному на нем магией пленнику. Щелчок пальцами — разряд молнии, заклинание второго ранга, впилось в старика. Чары, способные убивать при удачном попадании даже Младших Магистров и серьёзно ранить Старших, для Архимага оказались весьма болезненны, немного травматичны — но не более того. Старик поорал секунд пятнадцать, обмочился и едва не разнес крепкий стул своими судорогами, однако стоило мучениям прекратиться, как он тут же умолк и зло, с ненавистью обвел нас взглядом.

— Глупцы, вы совершили самую большую ошибку в своей…

Короткая, без замаха, но весьма звучная пощечина тыльной стороной ладони Петра прервала гневную тираду пленника. Его голова сильно дернулась в сторону, а из уголка губ потекла тоненька струйка крови. Что, в общем, весьма положительно повлияло на его восприятие происходящего. Во взгляде, конечно, изрядно прибавилось ненависти, но открыть рот повторно он не решился.

— Доходчивый, — одобрительно кивнул наш палач. — Это хорошо, сэкономишь нам немало времени и сохранишь здоровье. Итак, сейчас мы поступим следующим образом — я минуту буду делать с тобой разные интересные вещи, которые прояснят тебе, чем грозят попытки обманывать нас или отказываться отвечать. А после этого задам первый вопрос — и если ты не ответишь, мы продолжим на том же месте, где прервались. Ты понял меня?

Глаза старика злобно сверкнули, а подбородок задрался вверх — отвечать что-либо на подобное он посчитал недостойным для себя. Впрочем, Петра это ничуть не расстроило. Он лишь по доброму, ласково улыбнулся и протянул руку к груди пленника. И буквально через секунду Григорий Афанасьевич зашелся в вопле. Отчаянном, исступленном крике, не оставляющем сомнений в том, что священник испытывает нечто, находящееся за гранью обычного понятия боли.

Что именно делала магия бывшего сотрудника Тайной Канцелярии, я разобрать в деталях не сумел. Лишь в самых общих, грубых чертах. То была магия Тьмы, помноженная на некий извращенный, исковерканный вариант магии жизни, направленный на усиление чувствительности жертвы. Тьма же, растекаясь по внутренностям священника, набрасывалась на каждый нерв, каждый чувствительный участок энергетики чародея, терзая её, как голодный пес кусок мяса.

Реального ущерба эта магия причиняла крайне мало — собственно, почти никакого. Но Григорий Афанасьевич дергался, в попытках вырваться, с такой силой, что стул под буйствующим словно в припадке чародеем быстро разваливался. Крик его не прерывался ни на секунду, да что там секунду — даже на кратчайший миг, и мне оставалось лишь удивиться, сколько воздуха было в груди пленника.

Ровно через шестьдесят секунд мой вассал убрал руку, прекратив действие пыточных чар. Насквозь промокший от пота, трясущийся крупной дрожью и дышащий, словно загнанный, умирающий конь чародей лежал на обломках стула, который всё же не выдержал подобного отношения к себе.

— Итак, Григорий Афанасьевич, вы созрели для беседы? — мягко, со все той же доброй улыбкой поинтересовался мой друг. — Пожалуйста, не расстраивайте меня отказом. Всё же мне очень неприятно причинять боль священнослужителю, особенно столь почтенного возраста.

Пустой, расфокусированный взгляд церковника был направлен куда-то в сторону. Из уголка губ потекла тонкая струйка слюны — в общем, создавалось полное впечатление того, что Петр перестарался. А жаль, жаль… Всё же прояснить пару моментов прямо сейчас я был весьма не прочь.

— Видимо, я был слишком мягок с вами, святой отец, — печально вздохнул Петр. — Из-за чего вы посчитали меня дилетантом. Не скрою, концерт, устроенный вами, был достаточно убедителен, что бы почти любой наблюдающий за вашими мучениями купился. Вот только на вашу беду — я из тех самых немногочисленных «почти», коих вы провести не сумеете.

Присев на корточки, он вновь положил руку положил