— Где был этот телефон, когда он приходил?

— В рюкзаке, в кармане.

Она достала из своей сумки маленькую отвертку, будто только и ждала этого. Ловко вскрыла телефон, достала и протянула мне что-то крошечное с торчащими проводами.

— Что это? — растерянно спросила я, хотя и так было понятно.

— Жучок. — Она бросила его на пол и раздавила подошвой. — Не оставляй больше телефон без присмотра. И не болтай лишнего.

— Откуда ты знаешь про жучки?

Она пожала плечами так, будто это было обычным делом:

— Мы их находили раньше.

— Где находили?

— Да везде: в сотовых, в стационарном телефоне, когда он еще был. Один раз нашли в розетке в ванной. Я дернула за шнур и вырвала ее с мясом, а за ней выпал жучок.

Она собрала телефон, включила, проверила, работает ли.

— И его лучше запаролить. В следующий раз им будет сложнее, могут и не успеть все провернуть.

— Кому — им?

— Вадиму Петровичу и его помощникам.

— При чем он тут вообще?

— При всем.

— Откуда ты знаешь?

Она небрежно пожала плечами:

— Все знают.

— И папа, и Клочков?

— Разумеется.

— Но они ничего мне не сказали.

— Мы же дети. Нам не следует знать. Нам надо ходить в школу и думать об учебе.

Я вздохнула — быстро осознать не получалось.

— То есть сегодня приходил не дядя Леша.

— Я была бы рада, но вряд ли он вообще жив. Я смотрела статистику по пропавшим без вести, и там…

— А мама? — перебиваю я. Мне так хочется не терять надежду.

Снова пожимает плечами:

— Не знаю.

— Недавно я увидела их старые фото, ну те, когда они, кажется, встречались. И я подумала, что, может, они вместе…

— Что за чепуха. Конечно, нет. Все нити ведут в НИИ, — ответила Мира, снова оглядываясь на здание. От ее уверенного тона я испытала невыразимое облегчение.

Сегодня суббота, и мы с Ваней идем на свидание. Я помыла и заплела в косу волосы, подкрасила губы и надела новую толстовку. Раньше я никогда не ходила на свидание. Бабушка сразу поняла, куда я собираюсь, и изо всех сил старалась мне помочь, не подавая виду, что догадалась.

— Может, лучше платье?

— Да мы просто в кино с друзьями, — небрежно отмахивалась я.

— Сережки не хочешь надеть?

— Всё равно будет не видно.

Она ушла на кухню, но через минуту вернулась.

— Дать духи? У меня с собой.

— Не надо, спасибо.

Я зашла за Ваней сама. По правилам этикета, конечно, ему следовало зайти за мной, но тогда Настя и все остальные догадались бы, что мы идем вместе не потому, что мне надо помочь с этюдником. У них в прихожей, пока Ваня одевался, как всегда, было людно: выходили поздороваться родители, бабушка, зашедший в гости двоюродный бабушкин племянник.

Я заглянула в комнату близнецов. Настя сидела над пазлом. Два медвежонка были уже готовы. Края пазла приближались к медведице, но ее контур еще не был выложен, да и часть вокруг нее, судя по образцу на коробке, собрать было сложнее всего. Если пороги, волны и брызги в других частях пазла были хоть как-то различимы, то возле медведицы они сливались в сплошное неразборчивое мельтешение. Настя брала по одной детали и примеряла ее в несколько мест, потом откладывала.

— Куда идете? — полюбопытствовала мама, выглядывая из кухни.

— На этюды, — ответила я, глядя прямо перед собой.

— А-а, вот что, — протянула она.

— Какие этюды вечером? — спросил папа, выглядывая из-за мамы.

Она ткнула его в бок.

— Понял, — протянул он, уходя обратно.

— Какие этюды? — заинтересовался двоюродный племянник, выходя из туалета.

— В Летнем, — объяснила ему бабушка, подталкивая в сторону гостиной.

— Так света же недостаточно, — племянник не понимал и не уходил.

— Там фонари, — бабушка приподняла брови, продолжая подталкивать его к гостиной.

— Тогда понятно.

Бабушка наконец вытолкала его из прихожей.

— Куда идем? — спросила я Ваню, когда мы спускались по лестнице.

Он достал из кармана куртки и показал мне два билета в кино.

— Очень оригинально.

— Ну а что?

И мы пошли в кино.

Вечерние сеансы сводили меня с ума. Слишком много людей, гомон, из-за которого порой не слышно фильма, дурацкие шуточки, обнимашки в холле.

Мы отстояли в длинной очереди за попкорном, в зал вошли последними и уже в темноте пробирались к своим местам. Минут двадцать шла реклама, потом начался фильм. Но я никак не могла привыкнуть, что я на свидании, и Ваня, кажется, тоже. Мы ерзали на креслах и переглядывались.

— Может, пойдем отсюда? — тоскливо предложила я.

— Пойдем, — согласился Ваня, и мы во второй раз прошлись по ногам соседей.

— Хочешь, поиграем в автоматы? — предложил он, когда мы вышли на улицу.

— Да ну его. Пойдем куда-нибудь пешком?

— Куда?

— Вот туда. — Я махнула рукой вдоль Невского.

Мы прошли прямо, уворачиваясь от ребят на скейтах, которые то выскакивали из-за спины, то летели прямо на нас через толпу. Я привычно отмечала: вот батизаурус в кожаной куртке, наверняка приехал с севера, вот мечехвост, судя по жестикуляции, итальянец. Мы свернули на Владимирский. Здесь было не так людно, можно сбавить скорость и дольше рассматривать прохожих. Вот немецкие туристы фотографируют друг друга с видом на Владимирский собор. Тучи сгущались прямо над ним, спускались ниже к позолоченным крестам и куполам. Вот-вот они упадут на звонницу.

Ваня потряс меня за руку, я очнулась. Мы прошли мимо собора и вышли на Загородный. Я оглянулась — туча миновала собор и двинула в сторону Песков. В переулке Джамбула мы остановились, чтобы сделать несколько фотографий. Фонтан не работал, сквозняк с Фонтанки гонял сухие листья по дну. Слова поэмы запылились, позолота на них стерлась. Я искала хороший ракурс, чтобы сфотографировать памятник, но Джамбул никак не выходил красиво — ни сбоку, ни с покатого слива фонтана, ни со спины. Мы снова взялись за руки и вышли на сумрачную, холодную набережную Фонтанки.

Обычно в конце апреля небо светлое, но в этом году небо затягивало черным днем и ночью. Мутная вода Фонтанки не отражала света. Она как-то безразлично несла свои воды к Аничкову мосту, потом к Прачечному, а там вливалась в Неву. Прохожие спешили мимо, глядя себе под ноги.